Прищурив глаза, Джеймс наклонился вперед и схватил свой театральный бинокль:
— Надо было сразу же сказать мне, как только ты узнал.
— Я так и сделал, мистер Иглтон, — сказал Вон Тель своим обычным тихим голосом.
Джеймс твердо знал: спрашивать, откуда поступил сигнал, бесполезно.
— Ты говоришь, третья слева ложа? В этом ярусе?
— Совершенно верно.
— В той ложе только две особы женского пола. Где Годвин?
Вон Тель поднес бинокль к глазам:
— Девушка, должно быть, его дочь. Женщина…
— Женщина меня не интересует. Это, очевидно, какая-нибудь подруга. — Джеймс направил бинокль на девушку. — Не может быть, чтобы это была дочь Годвина. А та, другая, слишком молода, чтобы быть ее матерью. Проклятие! Твой осведомитель подвел… и меня тоже.
— Мистер Иглтон…
Джеймс остановил его жестом:
— Я рассчитывал на возможность установить контакт. Дело должно быть завершено быстро. Супруги Годвин обошлись мне дороже — обошлись моей семье дороже, — чем их жалкие жизни могут стоить.
— Однако вы намерены оставить им эту безделицу.
— О да, — сказал Джеймс мягко. — Я намерен сохранить им жизнь. Причина не в том, что они похожи на людей, способных на особую благодарность. Оставь меня и пойди узнай, что происходит. Я не вижу смысла оставаться в этом цирке, раз Дариуса и Мери Годвин здесь нет.
Не говоря ни слова, Вон Тель исчез за портьерой. Джеймс на мгновение остановил взгляд на несчастных актерах, затем вновь занялся противоположной стороной, переводя бинокль с одной ложи на другую…
— Нас сбили с толку, мистер Иглтон, — сказал Вон Тель, проскользнувший назад за его спиной. — Супруги Годвин еще не вернулись в Лондон.
— Что?
— Супруги Годвин еще…
— Я слышал, что ты сказал. Но ведь наш источник сообщил, что они будут в городе в начале апреля, а сегодня уже десятое.
— Они передумали. Но не унывайте. Говорят, они могут приехать со дня на день. А девушка — Селина Годвин, их дочь.
Очень медленно Джеймс снова поднял бинокль.
— Супруги Годвин впервые вывозят ее в свет в этом сезоне, — сказал Вон Тель. — Вот главная причина их пребывания в Лондоне.
— Ты только что мне сказал, что их в Лондоне нет.
— Они будут. Сначала послали сюда девушку и ее компаньонку.
Или бинокль врал, или девчонка была гораздо более приятна на вид, чем его убедили прежде.
Вон Тель положил руку на плечо Джеймса. Этот жест был единственным проявлением фамильярности, которая когда-либо присутствовала в отношениях между этими двумя людьми. Когда Вон Тель впервые использовал сигнал «Успокойся», Джеймс был мальчиком не старше двенадцати, а самому Вон Телю едва исполнилось девятнадцать лет. За два десятилетия, что прошли с того дня, возникало много ситуаций, которые оправдывали появление сдерживающей руки на плече Джеймса.
— Говорят также, что Годвины могут испытывать нужду в деньгах.
Джеймс замер. Он продолжал тщательно изучать высокую златовласую девушку в платье цвета морской волны, которое — если глаза Джеймса не обманывали — не имело совершенно никаких украшений и сидело неважно.
— Мне сказали, они надеются использовать замужество мисс Селины, чтобы пополнить свои опустевшие карманы. Как ни странно, ей уже сделал предложение один весьма богатый человек. Не кажется ли вам, что поэтому расходы, связанные с выездом девицы в свет, становятся ненужными?
— Кажется, — криво усмехнулся Джеймс. — Без сомнения, ты вскоре выяснишь, что скрывается за всем этим.
Загадочную способность Вон Теля добывать информацию можно было сравнить по приносимой ею пользе только с его проницательностью, что было хорошо известно лишь Джеймсу и прекрасной Лиам, другому человеческому существу, которому Вон Тель доверял безоговорочно. После смерти Френсиса Сент-Джайлса слуга едва ли сказал больше, чем несколько слов, кому-либо, помимо Джеймса и китайской девушки.
Первое действие пьесы заканчивалось при нарастающем шиканье, вое, напоминавшем звериный, и взрывах смеха. Джеймс откинулся в кресле и завел руку за спинку.
— Итак, девушку хотят превратить в источник существования, благодаря чему Годвины жили бы на уровне, на который они никогда не имели никаких прав.
— Весьма вероятно.
— Не считаешь ли ты, что в силу этого девушка может стать для них самой ценной частью их достояния?
— Без сомнения, родители очень дорожат своей дочерью.
Зацепив большим пальцем отворот своего прекрасно сшитого черного сюртука, Джеймс расправил грудь: