— Почему? — по-детские горячо шепчет Нар, ловя угасающий взгляд Армана. — Почему он? Он ведь самый хороший, самый добрый, самый справедливый. Разве не так? Он…
— Ничего не изменилось, — ответил жрец, и в голосе его послышалось сожаление и даже сочувствие. — Арман как был, так и остался убийцей без хариба. Боги отвергли его.
Боги? Слова застряли на губах Лиса, вновь убитые взглядом Виреса, а Арман вдруг очнулся на миг, провел пальцами по щеке Нара, стирая кровь и слезы, тихонько прошептал:
— Я так рад, что ты жив…
— Я жив… а ты?
— Живи… прошу, — улыбнулся Арман, — живи за нас двоих… мой друг…
— Нет! — с отчаянием выдохнул Нар, ладонями обнимая лицо вновь потерявшегося сознание Армана. — Нет, вернись, нет! Прошу, вернись! Пожалуйста… — он на коленях подполз к Виресу, ухватил его за полу туники, прохрипел: — Пожалуйста… вы называли его другом, я слышал… пожалуйста, спасите его… умоляю! Мой архан, умоляю!
Лис отвернулся, почувствовав во рту комок горечи. Долго еще телохранитель будет мучить этих мальчишек? Да, глупые, да, заслужили, но сколько же…?
— Тебе не надо больше просить, — закончил глупую сцену Вирес, — знаю, что Арман не убивал. И знаю, почему он так к тебе относится… мы, арханы, все дорожим своими харибами.
Нар удивленно посмотрел на Виреса и замер, скользнув пальцами по тунике телохранителя, и на тыльной стороне его ладони ярко блеснула синим заключенная в круг руна. Лис улыбнулся. Нар действительно был подарком богов… и Лис об этом знал лучше, чем кто-то другой.
— Мальчика водили в храм, — выдохнул Эдлай, — татуировки… этого быть не может…
"Подарок богов" все так же сидел на пятках, опустив голову, и руки его, упавшие на колени, ощутимо дрожали. Жалкое зрелище и... трогательное, наверное. Арханам вон нравится. И глаза девушек сверкают влагой, и мужчины молчат, ждут.
— Его никто никуда не водил, — ответил Лис, и на этот раз Вирес не приказал ему заткнуться. — Арман отвел в храм другого мальчишку, а татуировки Нару поменял я… по приказу Грейса. По его же приказу убивали рожан в окрестностях. Ну что ты смотришь на меня, Нар? Или не узнал? Не помнишь, как благодарил меня за помощь, а я ответил, что однажды ты проклянешь тот день, когда меня встретил? Можешь проклинать. Отвел бы тебя Армана в храм, прочитал бы твои татуировки правильно Эдлай, глядишь, всего этого кошмара бы и не было.
— Ты… — выдохнул Нар, и Лис одним движением руки поставил между собой и мальчишкой щит, отражая молниеносный удар:
— Не видите, что он такой же, как и его Арман? Столь же быстрый, столь же умный, столь же… обладающий, хоть и небольшим, а магическим даром? Не видите, что он, как и полагается — отражение Армана? Его тень? Не видите, что Арман, все забыв, бросается защищать простого слугу? Если не видите, то вы слепы…
— Дай это Арману, — прервал его Вирес, подавая мальчику пузырек. — Ты заслужил, Нар…
Лис вздохнул с облегчением, убирая защиту: вмиг забыв обо всем на свете, Нар подполз к Арману, устроил его голову на коленях, влил через стиснутые зубы противоядие и тихо прошептал:
— Вернись ко мне, давай же… пожалуйста.
И не осталось в этой зале никого, кроме этих двух. Даже телохранителя повелителя. А Лису стало вдруг завистно… хорошо это, наверное, быть избранником богов. Арханом. Или… Лис обернулся на Лиина, по щекам которого бежали слезы, хотя бы харибом.
— Однажды и он к тебе вернется, — прошептал Лис, и Лиин услышал — улыбнулся сквозь слезы и кивнул.
А Лис вдруг встретился взглядом с глазами Радона на картине и усмехнулся про себя. Рожанин без дара может стать либо харибом, либо жрецом. Первое — это не для Лиса, второе раньше казалось... невозможным. Но не после встречи с сыном верховного бога.
— Пойдешь со мной, мальчик мой? — спросил молчавший до этого жрец Радона, и Лис, поняв наконец-то чего он хочет, кивнул.
Может, однажды он еще встретится с арханом Лиина. Может, ощутит еще раз силу его второй души. А пока... Лис обернулся на картину... ему есть кому служить. Радону. И потому да, он пойдет с его жрецом.
«Если случится чудо, и ты все ж получишь своего хариба, то бросай эту проклятую деревню, приезжай ко мне. Такие, как ты, нужны мне, даже если не нужны Кассии. Незачем гнить в захолустье, — злить суеверных крестьян. Незачем подвергать себя опасности.
Считай это приказом повелителя.
Удачи тебе, лариец!
Наследный принц Кассии,
Мир».
Эпилог
Все почести этого мира
не стоят одного хорошего друга.
Вольтер
Дождь зачастил надолго, серой пеленой укутывая утро. Арман развернул на скользкой дорожке огнистого и обернулся на белевшее в ветвях яблонь поместье. Он даже и не думал, что уезжать будет так сложно… но он выбрал. Столицу.
Щека болела невыносимо. Опекун не корил за непослушание, лишь ударил раз, а потом прижал крепко и с мелькнувшими в голосе слезами сказал:
— Глупый мальчишка. Хорошо, что жив остался.
И Арман впервые тогда вдруг понял, что дорог, оказывается, Эдлаю. И Виресу, что навестил тем же вечером — дорог. И даже своим людям… роду, который впервые мог назвать своим.
— Мы найдем того, кто все этого сделал, — пообещали Арману и тем же вечером бросили к его ногам немолодого уже, напуганного до смерти мужчину.
Арман лишь кинул быстрый взгляд на испачканную в крови бороду главы лирейского семейства и подумал вдруг, что ему все равно. Главное, что он жив, что Нар рядом, что они уберутся завтра из этого паршивого поместья и смогут все забыть, оставить за спиной.
Огнистый дернулся, опалил на груди жаром амулет. Занятная игрушка. Вирес говорил, что странно это, что амулет внезапно побелел, все расспрашивал, кто его закончил, а Арман лишь улыбался. Он знал, кто закончил, но Виресу этого не сказал. Все равно бы телохранитель не поверил, Арман и сам с трудом верил.
— Пусть тебе будет хорошо за гранью, Эрр, — прошептал он и, встретившись взглядом с Наром, слегка улыбнулся.
После привязки хариб вконец обнаглел, но пусть… приструним его позднее, пока пусть порадуется. И все же странно это, когда кто-то умеет то, что умеешь ты, видит то, что видишь ты, слышит то, что слышишь ты… и знает тебя лучше, чем сам себя знаешь. Но… дар богов надо беречь. И Арман сбережет, не сомневайтесь, и не только свой, но и брата.
Лиин будет жить. Что бы ни говорили остальные.
Жизни две — в одну,
Две судьбы — в одну,
Я тебя узнАю.
Позову тебя,
Лишь во снах храня.
Что от страха таю.
Ты услышь меня,
Верностью томя.
В радости сгораю.
Растворись во мне,
Словно яд — в вине,
И пойди по краю.
Ты живи лишь мной
Хоть живу — собой.
Не меняем правил.
А когда умру,
Нет, не позову.
Но взлетишь ты с края…
…сам. За меня решая.
Лиин вздрогнул. Показалось ему вдруг, что в мареве дождя он увидел темноволосого мальчика, что стоял на краю обрыва, смотрел вниз и задумчиво гладил сидевшую рядом матерую волчицу. Лиин чувствовал, что мальчик счастлив. Как счастлив и кто-то, летящий под самыми облаками, с отяжелевшими от дождя крыльями. Лиин тоже почему-то был счастлив, будто спокойствие и мягкая уверенность этих двоих передались и ему.
— Не отставай! — окликнули его дозорные, и Лиин пустил каурую лошадку вслед за отрядом.