Аши вышел на поляну, борясь с жгучим желанием вмешаться. Он не был виноват в беде Сеена, он чувствовал, как напрягались нити жизни всех троих, как расправлял над поляной крылья бог смерти. Дядя.
— Что ты здесь делаешь, Аши? Пришел помешать?
— Нет, лишь увериться, — задумчиво ответил Аши.
Разбойники вылетели из леса бесшумно и неожиданно. Мелькнул в лучах солнца меч, запела стрела, и Сеен упал на колени, выплевывая из легких кровь. Бог махнул рукой, напрягая по предела и без того слабую нить жизни, и Аши чуть было не вывернуло наизнанку от давно забытого вкуса насильственной смерти.
Жене Сеена повезло не так сильно. Раньше, чем свет погас в глазах мужа, ее со смехом бросили на мох поляны и задрали на ней юбки:
— Помоги… — услышал Сеен за спиной то ли стон, то ли шепот.
Обернувшись, он поймал на себе тускнеющий взгляд Сеена и понял, что дрожит. Проклятие! Он и забыл, что умирающие видят больше, чем обычные люди, больше, чем даже маг, выехавший на поляну.
— Не могу… ты хочешь меня погубить… — отвернулся Аши.
— Убей… — выдохнул советник, и Аши тихо выругался, встретившись взглядом со взглядом дяди. Затрещала рядом одежда, женщина молча забилась под насильником, но кричать не стала. До самого конца не хотела пугать собственного ребенка.
— Ты слишком подвержен человеческим эмоциям, мальчик мой, — усмехнулся бог смерти. — Все же в тебе сильна кровь матери.
Вновь взмахнули черные крылья, и вся поляна будто закружилась в темном мареве. Не в силах больше выдерживать стонов женщины, умоляющего взгляда умирающего и смеха бога смерти, Аши выругался и создал заклинание, одним движением руки разорвав нить жизни жены Сеена.
Советник счастливо улыбнулся, Аши упал на колени от боли и сжал руками голову. Как давно он не убивал? Очень давно…
Как давно он что-то чувствовал?
Очень давно.
— Помоги ребенку, она не виновата… — вновь взмолился все так же не желающий переходить за грань Сеен.
Аши лишь покачал головой. От него хотят слишком многого. Стать спасителем? Ему? Много раз преданным и людьми, и богами?
— Мальчик мой… — мягко склонился над ним бог смерти. — Тебе не должно быть так больно.
— Будьте вы прокляты, — выдохнул Аши. — Я не бог, я не человек…
— Все мы чем-то ограничены, мальчик мой. И твоя беда, что ты никак не хочешь этого понять и принять. А должен.
Бог смерти махнул крыльями и пропал, стало вдруг легче дышать. Аши медленно поднял взгляд. Сеен, глядящий в низкое, укутанное небо, счастливо улыбался. Его жена затихла, насильник удивленно поднялся и плюнул в мох:
— Арханы. Такие нежные… так быстро умирают. А еще думал поиграться.
— Приведите ко мне девочку, — ответил кто-то, в ком Аши живо почувствовал сильного мага.
Но, впрочем, интересоваться не стал. Оставаться здесь было опасно, да и незачем. Маленькая девчонка вряд ли что знала о Рэми и делах отца, а ее судьба Аши совсем не волновала. Ну, продадут ее в дом забвения, и что? Не она первая, не она последняя, бывает. Научится хорошо развлекать клиентов, глядишь, и выживет.
Аши не оборачиваясь подошел к носителю и хотел его вновь поднять на руки, перенести в другое, более спокойное место, как Рэми вдруг открыл глаза.
— Спи, — прошептал Аши.
Но носитель на этот раз не послушался. Пустым, наполняющимся ужасом взглядом посмотрел он на пятящуюся к лесу девочку, на идущих к ней мужчин, на спрыгивающего с лошади, укутанного в плащ мага и, оттолкнув Аши, поднялся с земли.
— Не вмешивайся, — прошептал Аши. — Это всего лишь сон. Глупый сон. Рэми, ради всех богов…
Сказал и запнутся. С каждым шагом Рэми все более крепчал. И маг, остановившись вдруг, испуганно посмотрел в сторону мальчика, и девочка перестала плакать, и глянула на Рэми с надеждой, и разбойники, поняв вдруг, что этому человеку они не противники, попятились к лесу. А Аши прохрипел проклятие, чувствуя, как его душа сплетается с душой носителя, как его воля становится волей Рэми, как чувства мальчишки, настоящие, зрелые, переполняют и выплескиваются, а мир вдруг окрашивается в иные краски, живые, эмоциональные, и расплывается в волнах гнева.
Заржали в ужасе лошади, дернулись на привязях, и часть из них, освободившись, рванула к лесу.
— Не тронь! — выдохнул Рэми.
— Ты мне бросаешь вызов? — тихо спросил маг. — А ты кто такой, мальчик?
— Хочешь знать? — мягко улыбнулся Рэми-Аши. — Я хочу знать иное. Кодекс запрещает магам убивать, почему ты убиваешь?
— Ты сильно умный, мальчик. И сильно правильный. Я убиваю, потому что хочу убивать.
— Ты убиваешь, потому что над тобой Кодекс не властен, — усмехнулся Рэми. — Но это поправимо, мой друг.
Аши не хотел этого делать, но внезапно повзрослевшая душа носителя не оставила ему выбора. И маг вдруг оказался припечатанным к дубу, а Рэми тихо нашептывал ему на ухо:
— Теперь посмотрим, как легко ты будешь убивать.
Капюшон упал на плечо мага, и Аши вздрогнул. Молодой еще. Зеленый. Мальчишка, может, чуть старше Армана. И лицо его было простоватым, веснушчатым, а на глазах — застыли слезы страха. И губы дрожали, а руки впились в запястья Рэми, пытаясь оторвать его ладони от шеи. И взгляд был полон беспомощности, такой, какая нередко появляется у людей при виде настоящей мощи.
А Рэми с силой Аши, с его злостью на мир, любил воспитывать:
— Не бойся, это не больно.
Он рванул рубаху мальчишки, обнажая его шею и слегка, лишь слегка, выпустил силу. Напряглись нити судьбы, отозвался откуда-то издалека отец, начала проявляться на обнаженной коже мага вязь татуировки. Мальчишка дернулся в руках Рэми, но напоролся на еще одну насмешку:
— Лучше не сопротивляйся.
И Аши, закончив татуировку, убрал от мага руки, уже не глядя, как тот медленно, опустошенно сползает по стволу дуба.
А с Рэми, оказывается, весело.
— Идем, синеглазое солнышко, — улыбнулся губами мальчишки Аши, протягивая девочке руку, и впервые почувствовал, как Рэми внутри него отозвался счастливым детским смехом. Детская ладошка доверчиво устроилась в его пальцах.
Жаль, что когда проснется, носитель ничего не будет помнить.
И впервые не Аши выбрал вернуться в ритуальную башню, Рэми его туда вышвырнул. А Киар на этот раз даже словом не отозвался, будто почувствовал смятение брата.
— Да кто же такой этот мальчишка?
Впервые Аши подумал, что этот целитель судеб, скорее всего, повелителю Кассии будет не по зубам. И внутри проснулось такое злорадство, что даже дышать стало тяжело.
Рэми резко вылетел из сна и, не понимая, почему ему так тревожно, уселся в повозке. Дождь закончился. Камни купленного браслета приятно холодили запястье, солнце скрылось за тучей, лошади весело бежали по подсохшей дороге. Переговаривались рядом мужчины, а Рэми мрачным взглядом смотрел на пробегавший мимо весенний, в лужах подснежников, лес. И знал, откуда-то твердо знал, что чего-то не может пропустить.
— Стой! — закричал Рэми.
Первыми на крик откликнулись лошади, послушно застыв посреди дороги. Кто-то из мужчин витиевато выругался, чуть не вывалившись с повозки, задремавший было на козлах Брэн удивленно оглянулся.
— Рэми, друг, ты так не шути, — криво усмехнулся он.
Рэми не слушал. Он спрыгнул с повозки и раньше, чем Брэн успел слово сказать, бросился к лесу. Он слышал, как звал, бежал следом удивленный друг, но видел только ее — застывшую под отцветавшей лозой белокурую девочку. Она была совсем маленькая, как Лия, хрупкая и беззащитная. Сидела прямо на мягком после дождя мху, обняв руками и прижав к груди колени, и мелко дрожала, как бы вздрагивая от невидимых слез.
Одета хорошо. Наверное, архана. И на руках золотые браслеты, а в волосах — алмазные звезды. Не зная, что делать, Рэми опустился перед ней на корточки, коснулся ее плеча, и вздрогнул, когда она подняла на него пустой уставший взгляд.