Выбрать главу

— Отойди, — приказал Брэн и подхватил девочку на руки. — Давай в повозку, разбираться потом будем.

Девочка безразлично обняла Брэна за шею, опустила голову ему на плечо, не спуская с Рэми внимательного, но столь же пустого взгляда. Будто хотела что-то понять, а никак не могла…

— Только этого нам не хватало! — прошипел их спутник, толстобрюхий Вран, что заведовал кладовыми поместья.

— Может, именно этого и не хватало, — парировал Брэн, опуская девочку на дно повозки и укутывая ее в одеяло.

— Присмотри за ней, — приказал он Рэми, запрыгивая на козлы.

Волчонок забрался в повозку и подвинулся чуть ближе к архане. Совсем немного, но достаточно, чтобы она вздрогнула, вновь прижала колени к груди, обняв их тонкими, украшенными золотыми браслетами руками.

Тронулась повозка, лошади легко побежали по проселочной дороге.

Девочка была даже хорошенькой: золотистые, пушистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, курносый носик и россыпь веснушек на бледных щеках.

— Меня зовут Рэми. А тебя? — мягко спросил волчонок, подумав, что архане наверное, столько же лет, сколько и Лие.

Девочка молчала. Все так же, не замечая Рэми, смотрела она в заляпанную грязью холщовую стенку повозки.

— Не хочешь, не говори, — надулся Рэми. — Буду тебя называть синеглазое солнышко. Согласна?

Малышка вновь не ответила. Повозка лихо подпрыгнула на ухабе, и девочка чуть было не покатилась на звериные шкуры, но Рэми схватил ее за руку и дернул к себе. От мимолетного прикосновения она опять вздрогнула. Но опять промолчала.

— Неразговорчивая ты. Может, просто глупая?

Глаза арханы обрели подобие смысла.

— Моя мама говорит… — продолжил успокаивать Рэми.

— У меня нет мамы, — прошептала вдруг девочка.

Рэми вздрогнул. Маленькая архана вдруг преобразилась. Глаза ее наполнились недетской серьезной болью, по щекам покатились крупные слезы.

— Наверное, есть отец? — смутился Рэми.

Чувствовал он, что сказать что-то надо, но вот что?

— У меня нет отца, — прошептала та, вдруг бросившись Рэми на шею.

Она плакала тихо, как мышка, содрогаясь от рыданий. Рэми несмело гладил золотистые волосы, прижимал ее к себе, укачивал, пытаясь забрать хоть немного ее боли. Только бы она не плакала так горько, не цеплялась бы в него, как в последнее спасение, и не шептала что-то ему в волосы, будто старому другу. Это было… так странно. И так больно. И хотелось бы ей как-то помочь, но Рэми совсем не знал как.

Повернулся к ним Брэн, сжал ладонью плечо Рэми и посмотрел на архану мягко, сочувствующе. Умолкли мужчины, забыв вдруг о разговорах и шутках. Над повозкой повисла тягостная тишина, омрачаемая тихими всхлипами.

Заморосил дождик, а маленькая архана плакала долго, очень долго, пока не уснула в объятиях потрясенного Рэми.

Вечером Брэн осторожно перенес заснувшую девочку из повозки в большой сарай, где они остановились на ночь. Дождь давно закончился, над лесом всходила ущербная луна, загадочно подмигивали звезды.

Рэми не мог заснуть. Он устроился на сене рядом с маленькой арханой и смотрел, как она спит… Пухлые губки порозовели, приоткрылись во сне, девочка то и дело вздрагивала, постанывала. А когда мужчины наконец закончили приготовления к ночлегу, и в сарае стихло, маленькая архана вдруг открыла глаза, испуганно встрепенулась и огляделась, вновь задрожав от страха.

— Я здесь, — прошептал Рэми, хотя не был уверен, что это поможет, что именно его она так отчаянно искала взглядом.

Однако девочка сразу же успокоилась, вынырнула из-под одеяла и вновь прижалась в Рэми, будто стараясь у него найти недостающие силы. Теплая ото сна, пропахшая молоком, она заставила мальчика нервно сглотнуть. Пробудилось в душе жгучее желание защитить, не дать в обиду… кого? Чужую? Высокорожденную? Да он и прикоснуться к такой не имеет права...

Очнувшись, он прижал ее к себе крепче, укутал плащом. Архана завозилась, устраиваясь поудобнее, и некоторое время они просто сидели прижавшись друг к другу молча глядя в догорающий костер.

Хрустели сеном за перегородкой лошади, в огромном сарае было тепло и слегка душно, трещал огонь, и маленькая архана тихо мурлыкала, прижимаясь к своему спасителю, заглядывая ему в лицо неожиданно любящими глазами. И когда успела так… полюбить?

— Есть хочешь?

Девочка кивнула. Рэми, осторожно высвободил руку из теплых складок плаща и протянул архане кусок хлеба, завернутый в лист капусты.

— Как тебя зовут?

Она откусила кусок, но вновь не ответила, задумчиво жуя приготовленный Мией хлеб.

— Не хочешь, не говори, синеглазое солнышко.

Архана широко улыбнулась, вонзив крепкие зубки в краюху хлеба.

— У тебя есть родные? — та отрицательно покачала головой. — Ну, кто-то же должен быть? Кто у вас там, у архан? Опекун?

— Мама… — улыбка сошла с лица девчушки, а хлеб выпал из ее ручонок. Испугавшись, что она вновь заплачет, Рэми было прижал ее к себе сильнее, чтобы успокоить, но архана остановила его тихим, совсем недетским вопросом:

— Почему их убили? Рэми, почему?

Запомнила имя, подумалось волчонку, когда архана, устав от слез, вновь заснула в его объятиях. На ее тоненьком запястье поблескивал браслет из необработанных камушков янтаря.

Ничего, Лие Рэми при случае купит другой. А с арханой он больше не увидится, пусть хотя бы что-то у нее останется. Только как жаль, что ее пришлось оставить...

— Единственная, кого разбойники оставили в живых, — счастливо шептал Брэн, когда они выезжали из города. — Глазастый ты, Рэми. Твоя глазастость принесла нам неплохую награду от архана… девчонку-то уже похоронили...

А Рэми вспоминал, как рвалась к нему архана из рук дозорных, и почему-то чувствовал себя предателем. Но ведь он всего лишь рожанин… а она…

Еще долго не давали ему спать заплаканные светлые глаза девочки. А еще почему-то бледное лицо Эдлая, сжимавшего снятый с шеи девочки амулет.

Рэми даже имени ее не знает…

«Мое синеглазое солнышко».

Темнота ритуальной башни утомляла как никогда. Аши дернулся в цепях и вновь послал носителю тихий зов. Рэми не отозвался. Жаль…

Оборотень. 7. Арман. Жрец

С плохой репутацией жить легче, чем с хорошей,

ибо хорошую репутацию тяжело блюсти,

нужно все время быть на высоте —

ведь любой срыв равносилен преступлению.

При плохой репутации срывы простительны.

(Альбер Камю. Записные книжки)

Знаешь, Лиин, говорят, что когда все много раз повторяют, что ты чудовище, однажды ты им станешь. Может, мне и стать, сейчас, чтобы не мучиться?

Мой архан, разве все? Я никогда не скажу тебе, что ты — чудовище.

Не будь в этом так уверен, Лиин… Я уже и сам в этом не уверен.

Копия тайной переписки главы Северного рода и ученика магической школы Эдлаю для ознакомления.

Время летело как на крыльях, и весна пробежала мимо, будто ее прогнали. Пришло лето. Знойное, испепеляющее, но щедрое на дожди, оно прошлось по полям, тронуло золотом исходившую волнами ниву.

Настырный маг никуда не уехал, а убийства продолжались с досадной настойчивостью. Будто кто-то смеялся над Арманом, подбирая все более знакомых жертв. То розовощекая служанка, что в последнее время ходила тихая и прибитая, то конюх, который ухаживал за Вьюнком, а то и мальчик-прислужник, что залез тайком в сад, чтобы сорвать ярко-алую розу для любимой девчонки. Роза потом легла на только-только засыпанный холмик, девчонка плакала над свежей могилой так сильно, будто с нее кожу сдирали, а Арман нервно кусал губы, не зная, куда деть взгляд.

И не только потому, что было жаль парнишки, нет. Потому что на лицах вокруг читалось осуждение и ненависть.