Рэми не боялся. Он почему-то знал, что все будет хорошо, знал, что Брэн и Жерл не правы, и ему ничего не грозит, и совсем не боялся этого архана, как и никому не нужного, глупого обряда. Гораздо больше беспокоил его голос внутри, становившийся все более громким и настойчивым, а еще более — собственное нежелание от этого голоса избавляться. Ведь боль после смерти Захария никуда не делась, свернулась внутри отравленным комком и саднила, саднила. А голос успокаивал. Лил прохладу на боль и на миг дышать становилось легче...
Знаю...
Все более усиливался ветер, жалобно стонали тополя, растущие по краям площади. Заскрипел песок под чьими-то ногами, усталый раздраженный голос приказал:
— На меня смотри!
Один из коленопреклоненных юношей шевельнулся, шумно втянул воздух, чуть слышно застонал.
Рэми скосил глаза. Лен, первый в шеренге посвящаемых, молодой, обычно задиристый и бесшабашно грубый, теперь был бледен как снег. Глаза его расширились от ужаса, по щеке, подобно слезе, сбежала капля пота, на запястьях вспыхнула желтым татуировка.
Наверное, это больно. Точно больно… Рэми, как и каждый кассиец знал — магические знаки не любят, когда их тревожат.
Разве ты боишься боли?
Нет, Рэми не боялся, но в сторону архана посмотреть так и не решился. Вновь перевел взгляд на песок и с трудом унял охватившую дрожь. Слабости показывать нельзя, это Рэми понял уже давно. Слабости тут не прощают.
Ты и не слаб...
Ветер вдруг утих. Ударила по ушам тишина между порывами. И в этой тишине раздался тихий вздох облегчения. Стрелой ударила в грудь сила заклятия, задрожали в воздухе слова клятвы, вновь заскрипел песок под ногами архана:
— На меня смотри! — сказал он соседу Рэми.
И заклятие снова изменило знаки на татуировках, сделав мальчика мужчиной, а Рэми задрожал от волнами накатывающего ужаса.
Не бойся…
И в самом деле, чего бояться? Рэми не маг, которых убивают, он заклинатель. Он не сделал ничего плохого, не принес в этот мир зла, так почему так тревожно? И руки дрожат, и подслушанный разговор вспоминается, и намеки, которых Рэми не понимал… Почему так страшно?
Потому что в глубине души ты знаешь... но у тебя есть я, а у твоего архана — нет ничего. Потому не бойся.
Песок на этот раз скрипел оглушающе громко, архан остановился перед Рэми и бесконечно долго молчал, а волчонок не осмеливался даже пошевелиться. Дышать не осмеливался, чуточку подвинуться, чтобы дать отдых затекшим ногам. Он боялся слов архана и в то же время дико хотел их услышать. Только бы все закончилось. Только бы не мучило неизвестностью. Только бы…
— Тебе нет пятнадцати.
Голос архана обжигал холодом, по позвоночнику Рэми вновь пробежала змейка страха.
— Десять, мой архан, — прошептал волчонок.
— Гордый ты, — ударил архан усмешкой. — Дозорные сказали — не хочешь принимать помощи моей деревни.
— А вы бы приняли? — сам того не ожидая, прошипел Рэми, все так же не поднимая головы.
— Я не рожанин, — ответил архан. — А за дерзость твою, мальчик, я просьбу исполню. Сделаю из тебя взрослого. И твоя семья уйдет из деревни уже сегодня, а ты узнаешь вкус голода, неопытный заклинатель. На меня смотри!
Глупый человечишка...
Рэми медленно поднял взгляд. Сначала увидел блестящие, без единого пятнышка, сапоги. Потом — серебряную вышивку по подолу ярко-синего плаща, выше — скрепляющую плащ золотую брошь со знаками рода. Бегущий по полю олень. Медленно, мучительно медленно Рэми перевел взгляд на презрительно скривившиеся губы, и, сглотнув, посмотрел в глаза, светящиеся глубоким синим цветом. Архан маг. Настоящий маг.
Такой ли уж настоящий?
Голос издевался. Свет взгляда пронзил душу до самых глубин, всколыхнул безумием, жаром разлился по груди. Нестерпимо жгла запястья татуировка рода, переплетая прежний детский рисунок в новый — в узоры взрослого мужчины, а где-то глубоко внутри поднималась к горлу тревога.
Не бойся… Не его ты должен бояться. Он нам не помеха.
Помеха? Не его? Но Рэми вдруг успокоился.
Чувствовал, что маг-мальчишка совсем неумелый, бродит по верхам души, не в силах заглянуть в ее глубины. Знал откуда-то — что-то делает архан не так, и это «не так» поможет Рэми выжить.
Молодец, правильно думаешь...
А потом мир вдруг сузился до стоявшего перед Рэми архана. Запястья, еще горевшие после пробуждения магии татуировок, крепко обняла кожа браслетов главы рода. Охладил лоб железный обруч, и Рэми твердо выговорил в загустевшем воздухе холодно-уверенные слова клятвы. Обязуясь сам кормить семью, он вдруг понял, что впервые в жизни не может уважать стоящего перед ним архана.
Вот и хорошо, хорошо, мальчик, как быстро ты взрослеешь...
Разве можно такого уважать? Теперь, когда утихло синее пламя в глазах мага, перед Рэми оказался обычный тринадцатилетний парнишка. Слишком самоуверенный, слишком слабый, слишком ранимый, чтобы быть таким, как Жерл или любой из дозорных. Сильным. Защитником. Значит, не все арханы… сильные?
Все люди слабы... и арханы — тоже.
Облегченно выдохнул за плечами старейшина деревни. Шагнула к Рэми бледная мать. А стоявший у самого края людского круга Жерл неожиданно презрительно посмотрел на довольного собой мага.
— Уверен в том, что делаешь? — спросил старшой.
— Не тебе решать! — гордо вскинул подбородок архан.
Он резко развернулся, и подол темно-синего плаща больно полоснул Рэми по щеке.
До чего же глупы некоторые люди.
Старшой промолчал. Посмотрел зло в спину обходящему лужу арханчику, плюнул в дорожную грязь, протянул Рэми руку и сказал:
— Ну что же, может, на это воля богов.
Разверзлось небо, хлынули на землю тугие, хлесткие струи ливня.
— Скажи спасибо матери! — перекричал шум дождя старшой.
— За что? — не понял Рэми.
— Не спасла бы мне знахарка жизнь… — Рид побледнела еще сильнее, хотя казалось, что больше некуда.
Старшой осекся, махнул рукой и добавил:
— Ваше дело. Вы и разбирайтесь. Но архану я тому не завидую, аукнется ему глупость.
И тем же днем умытое дождем солнце чертило тени и рассыпало блеск в заросшем саду, а Рэми долго стоял возле дома Захария, не решаясь войти… как новый заклинатель и как хозяин.
Ну что же ты... теперь это твой дом. Твоя мечта исполнилась. Теперь твоя семья с тобой. Чего же ты опять боишься?
— Рэми? — позвала за спиной мать, и волчонок, обняв испуганную немного Лию, сказал:
— Добро пожаловать домой.
— До-о-м-о-о-й? — прокаркал с плеча Лии Черня, наклонив голову.
— Домой, — ответил Рэми, радуясь, что теперь клевать деревенских ворон будет гораздо реже.
И что самое главное, теперь они свободны и могут быть вместе. Рэми и его семья, так, как он уже давно мечтал. Только почему на сердце так тяжело?
Потому что прежде чем продолжать жить спокойно, ты должен как следует попрощаться еще с одним человеком, не так ли, Рэми? Давно уже должен был, но все откладывал. А теперь откладывать больше нельзя...
— Рэми, идем, — сказала сестренка, но Рэми уже не слышал…
Все вокруг будто поплыло и ушло далеко — и лес, и домик, и сестра с матерью. Пытался дозваться Жерл, Рэми даже почти откликнулся, но вновь поплыл на волнах тревоги, услышав тихий плач-зов: «Я не смог, не справился. Ты только об этом меня просил, а я не справился…»
— Лиин, — выдохнул Рэми, пытаясь мыслью дотянуться до полузнакомого голоса. Он покачнулся, оперся руками о косяк двери и, тяжело дыша, упал на колени.
«Мой архан, прости… не справился… умрет, на закате… не справился… и я с ним, позволь, позволь… прошу, позволь!» — плакал вокруг лес. И сердце вдруг остановилось, а грудь пронзила острая, невыносимая боль. Не справился… Ар?
— Да он весь горит! — сказал где-то рядом Жерл, подхватывая Рэми на руки.