— Ты ведь понимаешь, зачем я пришел?
— Убить? — с милой улыбкой «удивилась» упыриха. — Говорят, что ты болезненно справедлив, как и твои братья. Так подумай, разве я виновата в его бедах? — она взглядом показала на Армана. — Ты же знаешь, почему я убивала?
— Знаю, — холодно ответил Аши. — Потому что тебе приказали. Знаю и кто. Но… разве это что-то меняет?
— Так за что винишь? Хочешь покарать, смотришь с упреком… великий сын бога. Забудь про людей. Забудь про свои беды, вспомни, кем ты был на самом деле. Душа твоего носителя сейчас слаба, так усыпи ее навсегда. Они ведь этого боятся, людишки-то? Этого, правда? — она прильнула к груди Аши и лизнула его шею, ловя рваный пульс. — Потому тебе в этот мир дороги и не дают… Ну давай же! Еще немного, и ты будешь живым, или хочешь вновь в свое заточение? Или когда проснется твой носитель, под его власть? Ты, великий сын бога, всемогущий, гордый, безжалостный, под власть какого-то человечишки? Мальчика? Разве можно?
— Думаешь, я этого хочу? Овладеть волей носителя? — прошипел Аши, отталкивая упыриху.
— А чего еще? — облизнула та губы. — Власти? Жизни? Настоящей жизни!
— Мой отец отобрал у меня жизнь. Отберет еще раз, если я попробую ее забрать у носителя.
— Забрал, но лишь потому, что ты слишком осмелел, мой друг. Но если мы будем осторожны, ты же знаешь, твой отец не вмешается. Ты будешь сильным и справедливым правителем. Лучшим, чем они все. Ты вновь сделаешь своих братьев свободными. Как в века магии, помнишь?
Аши помнил. Помнил, как продлил жизнь своего носителя на пятьсот лет, боясь его потерять, помнил осуждение всех братьев, кроме одного, помнил и взгляд Лераша, когда тот наконец-то уходил за грань. Упрекающий взгляд, обвиняющий. А потом были долгие годы в цепях, тогда как другие братья соединялись со своими носителями. А об Аши пытались забыть, называли проклятым, отказывались пробуждать…
— Я хочу, чтобы носители вновь начали мне доверять, — холодно ответил Аши упырихе. — Тебе не понять. Ни того, что нас связывает, ни того, что они мне дают. Твои «людишки» научили меня наслаждаться жизнью, подарили вкус настоящей человеческой радости. Теперь я знаю, что такое любовь, дружба, желание кого-то защищать… знаю, что такое терять и обретать. А ты… — Аши скользнул ладонью за шею упырихи и заставил ее посмотреть себе в глаза, — всего лишь убийца. Нечисть без души. Низшее создание, которое вообразило себя чем-то большим.
— Пощади, — выдохнула девушка, и на миг ее лицо стало трогательным, беспомощным. Но на щеке еще блестело алое пятнышко чужой крови и пахло от нее смертью и тлением…
— Твоя душа томится у грани и ждет, пока тело ее наконец-то станет тленом, — усмехнулся Аши. — А потом она будет долго блуждать между мирами, пока не искупит тяжесть твоих убийств. И да… я пощажу, ее.
— Не хочу, не смей! — рвалась и плакала упыриха, но от мага разве убежишь?
Аши все еще улыбался, когда нежная кожа упырихи иссохла подобно пергаменту, и по ней поползли змеями трещины, разветвляясь и переплетаясь, и когда глаза девушки, полные страха, вдруг на миг наполнились светом и благодарностью. Аши смотрел, как бежит сквозь пальцы мягкий, сероватый прах и вздохнул, в очередной раз удивившись человеческой глупости. Она захотела быть красивой, вечно красивой. Провела ритуал и отдала тьме единственное сокровище, которое для них было ценным — душу. Отдала ли? Аши стряхнул остатки праха с ладони. Душа принадлежит Единому, ни один ритуал этого не изменит. Только окутанная цепями убийств, она будет рваться у грани в объятиях тьмы, пока не очистится. Мучительно долго рваться, впрочем, Аши было и не жалко.
— Глупая девочка… глупые люди. Зачем вам вечная молодость, если вы все равно можете переродиться и начать все сначала? В новом теле, в новой жизни… а я вот не могу.
Погладив шею огнистого коня и с удовольствием ощутив укол искорок на пальцах — значит, еще живет — Аши опустился на корточки перед Арманом и откинул от его изуродованного лица светлые пряди:
— Ну-ну, великий Арман…
Упыриха не понимала. Отец бы понял. Именно он вселял души сыновей в тела носителей, чтобы те научились понимать людей… заражались их чувствами, их болью, их странными мыслями. И Аши, несмотря ни на что, любил Армана. Потому что все еще любил его Рэми.
— Вот как, — окатил мягким теплом голос, и Аши, не оборачиваясь, понял, что Рэми-таки проснулся. И не тот глуповатый еще, наивный и ничего не помнящий Рэми, который теперь рвался в лихорадке, а тот, каким он когда-то был и когда-нибудь станет. Зрелый и мудрый.
— Вот так, — ответил Аши, судорожно вздохнув, когда душа Рэми переплелась с его, и уже было не понять, где Аши, а где его носитель, и чьи пальцы скользят под ворот рубахи Армана, высвобождая амулет — ветвь дерева на шелковом шнурке. И чьи мысли блуждают в глубине сознания…
…если только исцелишь Армана, ему это не поможет… нашему брату нужно большее…
… ему нужно лишь слегка удачи, удачу надо слегка подтолкнуть…
… подтянуть нить судьбы, укрепить…
… помочь людям понять…
… подкинуть подсказки…
… защитить…
… вот теперь достаточно.
А потом тихое:
— Прости, Аши, я пока еще слишком слаб. Ты должен подождать, пока я вырасту и окрепну… а пока… спи.
Аши лишь слегка улыбнулся — слабый человечишка пробует его усыпить. Но тяжелая голова уже сама упала на колени Рэми, а когда тонкие пальцы носителя мягко вплелись в волосы сына бога, Аши сам себе не поверил. Еще недавно он укутывал Рэми защитой и нежностью, а теперь укутывали его. Еще недавно он жалел и защищал, а теперь защищают его. Еще недавно он помогал снам быть легкими и приятными, а теперь…
— Жди меня, — нагнал на краю пропасти тихий голос.
Аши уже не слушал. Носитель сделал свой выбор, и этот выбор Аши вполне устраивал. Он с удовольствием расправил сильные крылья, раскрыл руки, подставив лицо ослепительному солнцу, и оттолкнулся от земли, взлетев навстречу прозрачно-яркому небу. В таком сне он готов ждать вечно.
Рэми проснулся на рассвете. Лия спала рядом. Бормотала что-то во сне, чуть шевеля губами, прижималась к Рэми теплым боком.
Волчонок осторожно повернулся, любуясь мягкими, еще детскими чертами сестренки. Он и сам не понимал, как соскучился. И по Лие, и по матери, и по тому ласковому уюту, что рождался рядом с ними. Встрепенулся на жердочке Чернь, Лия причмокнула во сне, а Рэми вдруг довольно улыбнулся. И казалось ему, впервые за долгое время, что теперь все будет хорошо. И быть иначе не может. И ноша, столько времени тянувшая плечи, вдруг куда-то пропала. Вместе со странными голосами.
Боль по Захарию все еще осталась, перекинулась мягкой грустью. Сидела на столе мышь, терла мордочку похожими на ручки лапками. Тихим воем бередила душу за окном волчица.
Все плохое закончилось. И все хорошее только начиналось. Рэми закрыл глаза и вновь погрузился в ласковый сон.
Оборотень. 9. Арман. Лис
Самое страшное, что может быть,
— это заживо умереть.
Мартин Андерсен-Нексё
Лис думал, что его жизнь закончилась, когда он встретил того мага. Пеплом развеялась по ветру. Миг назад он был кем-то великим, в теперь — стоял босой и рассеянный посреди леса. Один. Не было рядом ни вампирицы, ни отряда, который так надоел в последнее время, но, самое главное, не было силы, которой он все время жил. Ничего не было.
Но оказалось, что потерять силу это не самое страшное. На закате появился первый из них. Лис как сейчас помнил — шел дождь, и только начинавшие зеленеть поля утопали в серой дымке. Призрак стоял на дороге, босой, молчаливый. Темные волосы его спеклись от крови, через прорехи в рубахи виднелись рваные, начинавшие гнить раны. С едва слышным шелестом осыпались с лохмотьев белые черви.