— Ты… — выдохнул Нар, и Лис одним движением руки поставил между собой и мальчишкой щит, отражая молниеносный удар:
— Не видите, что он такой же, как и его Арман? Столь же быстрый, столь же умный, столь же… обладающий, хоть и небольшим, а магическим даром? Не видите, что он, как и полагается — отражение Армана? Его тень? Не видите, что Арман, все забыв, бросается защищать простого слугу? Если не видите, то вы слепы…
— Дай это Арману, — прервал его Вирес, подавая мальчику пузырек. — Ты заслужил, Нар…
Лис вздохнул с облегчением, убирая защиту: вмиг забыв обо всем на свете, Нар подполз к Арману, устроил его голову на коленях, влил через стиснутые зубы противоядие и тихо прошептал:
— Вернись ко мне, давай же… пожалуйста.
И не осталось в этой зале никого, кроме этих двух. Даже телохранителя повелителя. А Лису стало вдруг завистно… хорошо это, наверное, быть избранником богов. Арханом. Или… Лис обернулся на Лиина, по щекам которого бежали слезы, хотя бы харибом.
— Однажды и он к тебе вернется, — прошептал Лис, и Лиин услышал — улыбнулся сквозь слезы и кивнул.
А Лис вдруг встретился взглядом с глазами Радона на картине и усмехнулся про себя. Рожанин без дара может стать либо харибом, либо жрецом. Первое — это не для Лиса, второе раньше казалось... невозможным. Но не после встречи с сыном верховного бога.
— Пойдешь со мной, мальчик мой? — спросил молчавший до этого жрец Радона, и Лис, поняв наконец-то чего он хочет, кивнул.
Может, однажды он еще встретится с арханом Лиина. Может, ощутит еще раз силу его второй души. А пока... Лис обернулся на картину... ему есть кому служить. Радону. И потому да, он пойдет с его жрецом.
«Если случится чудо, и ты все ж получишь своего хариба, то бросай эту проклятую деревню, приезжай ко мне. Такие, как ты, нужны мне, даже если не нужны Кассии. Незачем гнить в захолустье, — злить суеверных крестьян. Незачем подвергать себя опасности.
Считай это приказом повелителя.
Удачи тебе, лариец!
Эпилог
Все почести этого мира не стоят одного хорошего друга.
Дождь зачастил надолго, серой пеленой укутывая утро. Арман развернул на скользкой дорожке огнистого и обернулся на белевшее в ветвях яблонь поместье. Он даже и не думал, что уезжать будет так сложно… но он выбрал. Столицу.
Щека болела невыносимо. Опекун не корил за непослушание, лишь ударил раз, а потом прижал крепко и с мелькнувшими в голосе слезами сказал:
— Глупый мальчишка. Хорошо, что жив остался.
И Арман впервые тогда вдруг понял, что дорог, оказывается, Эдлаю. И Виресу, что навестил тем же вечером — дорог. И даже своим людям… роду, который впервые мог назвать своим.
— Мы найдем того, кто все этого сделал, — пообещали Арману и тем же вечером бросили к его ногам немолодого уже, напуганного до смерти мужчину.
Арман лишь кинул быстрый взгляд на испачканную в крови бороду главы лирейского семейства и подумал вдруг, что ему все равно. Главное, что он жив, что Нар рядом, что они уберутся завтра из этого паршивого поместья и смогут все забыть, оставить за спиной.
Огнистый дернулся, опалил на груди жаром амулет. Занятная игрушка. Вирес говорил, что странно это, что амулет внезапно побелел, все расспрашивал, кто его закончил, а Арман лишь улыбался. Он знал, кто закончил, но Виресу этого не сказал. Все равно бы телохранитель не поверил, Арман и сам с трудом верил.
— Пусть тебе будет хорошо за гранью, Эрр, — прошептал он и, встретившись взглядом с Наром, слегка улыбнулся.
После привязки хариб вконец обнаглел, но пусть… приструним его позднее, пока пусть порадуется. И все же странно это, когда кто-то умеет то, что умеешь ты, видит то, что видишь ты, слышит то, что слышишь ты… и знает тебя лучше, чем сам себя знаешь. Но… дар богов надо беречь. И Арман сбережет, не сомневайтесь, и не только свой, но и брата.
Лиин будет жить. Что бы ни говорили остальные.