— Нельзя одаривать подобной мощью.
— Боги лучше знают, что делают, — усмехнулся Сеен. — Меня высшие маги восхищают. Да, они необычны… они прекрасны. Но я бы не хотел быть ими. Наверное… частично из-за таких, как ты.
Эдлай ничего не ответил на слова Сеена. Во-первых, ему не очень-то хотелось спорить, а во-вторых, возле портала происходили вещи гораздо более важные: телохранитель отшагнул чуть в сторону и склонился в глубоком поклоне. Шевельнулся в арке туман, будто чем-то взволнованный, пошел глубокими волнами, засверкал яростно синими молниями, и зал пряным маревом заполнил запах магии.
Эдлай уже не по собственной воле, по велению обессилевшего тела, рухнул на колени. Сломанная в один миг гордыня всколыхнула внутри волну злости: он ненавидел стоять перед кем-то в униженной, рабской позе, пусть даже этот кто-то был самим повелителем Кассии.
Из портала вышел человек, воздух сразу же загустел, перехватило дыхание. Эдлай сам этого не ожидал. Он-то наивно полагал, что давно привычен к ставящей на колени силе былого друга. Оказалось, с таким трудом добытую привычку с легкостью рассеяла двухлетняя разлука.
— Помоги ему, Даар, — приказал повелитель.
Телохранитель еще раз поклонился Деммиду, подошел к Эдлаю, опустился перед ним на корточки. Он мягко прикоснулся к запястьям дозорного, и нити магических татуировок немедленно отозвались, изменяя узор, вплетая в него новые витки. Сразу же стало легче. По знаку телохранителя Эдлай медленно поднялся и, подойдя к повелителю, склонился перед ним в глубоком поклоне.
Деммид не изменился за эти несколько лет. Все тот же обжигающий холодом взгляд синих глаз, та же властная, слегка покровительствующая улыбка на губах, те же скупые, выверенные разумом, движения. Раздражающая привычка говорить предельно ровно, чеканя каждое слово, тоже никуда не делась. Смысл таких слов, еще и оплетенных магией, доходил почти мгновенно, и повторять повелителю не приходилось никогда — его приказы высекались на древе памяти глубокими рубцами.
— До сих пор злишься за смерть Алана? — ровно спросил Деммид.
— Я не смею… — ответил Эдлай внезапно осипшим голосом, — на тебя злиться…
— Потому что я повелитель? Или потому что ты меня простил?
Эдлай сглотнул. Что он мог ответить? Что до сих пор помнит? Что не может перестать ненавидеть? Или что в жизни бы не встретился с повелителем, если б не прямой приказ? Зачем облекать в слова очевидное? Деммид это и так знает. По глазам видно. А все равно позвал. И все равно травит душу… Только вот зачем? У Деммида ведь ничего не бывает просто так.
Повелитель окинул дозорного равнодушным взглядом и так же спокойно, будто и не произошло ничего, продолжил:
— Когда Алан ушел за грань, ты был смелее, Эдлай. Не ты ли назвал меня в лицо убийцей?
Эдлай и назвал. А потом долго выслушивал полный страха, укоризненный шепот старшей сестры, читал убивающее сочувствие во взгляде Сеена. Еще дольше ждал дозорных, застенка да плетей за дерзость. Дождался лишь приказа удалиться в провинцию, впрочем, это оказалось именно тем, в чем Эдлай тогда нуждался.
— Прости… я был не в себе, — продолжал врать Эдлай, хотя вовсе не чувствовал себя виноватым.
Деммид заслужил те слова. Эдлай хорошо помнил, как жена повелителя ворвалась в тронный зал во время приема. Помнил, как прилюдно обвиняла мужа в измене, как припадочно кричала, что никогда не простит, что вернется домой, в Ларию, что лишит себя жизни.
Помнил, как Деммид холодно ответил: «Ну что же, сделай это. Только не верю, что решишься». Львина после этих слов будто окаменела. Развернулась резко на каблуках, молча выбежала из залы и тем же вечером бросилась с башни замка. Вместе с ней, согласно дурацкому обычаю, ушли за грань и трое ее телохранителей, одним из которым был Алан — лучший друг и верный соратник. Как глупо... из-за неосторожных слов повелителя, из-за выходки ларийской бабы, боги, как же глупо!
— А мне казалось, — продолжал Деммид, — что именно тогда ты был правдивым, а не теперь. Жаль. Время меняет людей. Впрочем, позвал я тебя не для этого. Ты приготовил, что я просил, Сеен?
— Да, мой повелитель, — оживился стоявший в стороне зять, — хариб ждет в отведенной для тебя спальне. Если желаешь отдохнуть…
— Не желаю. Проводи меня, Сеен, а ты, Эдлай, иди за мной.
Дозорный вновь поклонился, не посмев отказать.
Спальня, убранная в темно-синие цвета повелителя, была для привыкшего к казармам Эдлая излишне роскошной. Огромная кровать с расшитым серебром балдахином, завешанная тонкой полупрозрачной тканью, казалась небольшой из-за размеров самой комнаты. С расписанного под ночное небо высокого потолка поблескивали звезды. Испускали окрашенный синим таинственный свет хрустальные люстры.