Впрочем, мачеха тогда и не улыбалась. Оглянувшись на пасынка, она что-то приказала одному из слуг, Арман даже не понял, что и кому. Его осторожно сняли с лошади. Огромный слуга подхватил «арханчонка» на руки, перенес в комнату, уложил в кровать. Арман помнил, что от слуги пахло застарелым потом и навозом, да так сильно, что его чуть не вырвало. Потом тонкий мальчишеский голос отдал приказы, верзила ушел, а над Арманом склонился один из домашних слуг.
Чужие пальцы ловко справлялись с одеждой. Арман устало ворчал, пытался возражать, что он сам, что он не маленький, не больной, но его не слушали. Когда наконец-то «арханчонка» оставили в покое, накатила сонная одурь, Арман погрузился в глубокий, похожий на обморок, сон.
Утром было и того хуже. На улице шел дождь. Тело раскалывалось, ныло и сопротивлялось. Не хотелось вставать, вообще двигаться не хотелось, лишь спать, спать и еще раз спать. Армана растолкали только к полудню и почти силой заставили поесть. Тогда он и узнал имя сына дворецкого, белобрысого, бледного и испорченного мальчишки — Бад.
После еды, покрывшей желудок тонкой, противной пленкой жира, пришла тошнота и тяжелый сон. Спать Арману, на счастье, не мешали ни мачеха, ни слуги, ни сновидения. Проснулся он, когда солнце за окном заходило за деревья, а все вокруг укутывала угрюмо серая пелена дождя. Мелкие капли разрисовывали окно спальни, бежали по стеклу, собирались на подоконнике и срывались вниз, на пустой, лишенный листьев сад.
В первый раз Арман до конца понял, куда попал: не было и быть не могло в поместье ни слишком дорогих в Кассии книг, ни долгих игр в саду, ни шалостей с оставленными в столице друзьями. Были только грязь, дождь, испуганные рожане и сжигающая душу скука… А еще Бад, сказавший нечто, что поначалу показалось глупым:
— Архан не хочет взглянуть на медвежью берлогу?
— Уходи, — приказал Арман.
Еще не хватало ему в грязи по лесам шататься. А в столице скоро будет праздник первого снега. Все его друзья выйдут в город. А там горки, фонари, множество сладостей и всевозможных веселостей. Арман целую осень тренировался, хотел сбить камнем игрушку для хорошенькой златовласой девочки-соседки и получить от нее в благодарность первый серьезный поцелуй. Таким поцелуем можно было бы долго хвастаться перед друзьями… А теперь? И поцелуя не будет, и похвастаться не перед кем. Не перед рожанами же, в самом деле? И не перед братишкой, который и без того провожает Армана обожающим взглядом. Надоело!
В скуке Арман медленно зверел три дня. На четвертый, когда закончился дождь и над лесом выглянуло умытое ласковое солнышко, не выдержал и явился к мачехе.
— Я, архан, глава рода, — сказал он, всеми силами стараясь казаться взрослым. — Я приказываю тебе вернуться в столицу!
В комнате Астрид сладко пахло духами и благовониями. Шторы на окне были плотно задернуты — со дня смерти отца мачеха не любила яркого света.
— Арман… — Астрид усадила мальчика в кресло и опустилась перед ним на корточки. — Я не могу сейчас отвести вас в столицу…
— Но почему? — Арман не сдержал муки в голосе, и взгляд мачехи на миг вспыхнул жаром. А потом вновь стал задумчивым. Спокойным. Холодным.
— Понимаешь… мой брат… хочет вернуть моего сына в Виссавию. Он сказал, что если я не позволю ему забрать Эррэмиэля, он убьет вас обоих, — Астрид ласково провела рукой по волосам Армана. — Мой брат всего лишь разбалованный мальчик. Он не привык, чтобы его приказам не подчинялись, потому и вырвались из него эти глупые слова. Но советники обязательно его переубедят. Со временем. Мой брат успокоится, и мы вернемся в столицу, а пока мы должны остаться здесь.
— Почему ты не отдашь ему Эрра? — взвился Арман.
— Место Эрра здесь, как и твое. Ты хочешь, чтобы я и Эрр вернулись в Виссавию? Ты же знаешь, что не сможешь последовать за нами. Ты должен унаследовать власть над северным родом… ты знаешь, Арман… Понимаешь, мальчик. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать.
— Почему? Почему я должен сидеть в этой дыре из-за вас! — вскричал Арман и осекся, увидев в дверях брата.
Эрр грустно улыбнулся, Арман проскочил мимо него, пролетел через зал, сбив с ног нескольких слуг, и остановился на крыльце. Почему? Почему Эрр смотрел так, будто все понимает? Будто чувствует его ненависть и боль? Будто прощает? И все равно любит… Проклятие. Все равно любит!
Он с размаху долбанул кулаком колонну и тихо заскулил от боли в разбитых костяшках пальцев. Почему на душе так паршиво! Никогда не было так паршиво…
— Мой архан.
Арман поднял голову и увидел опустившегося перед ним на колени Бада.