— Дядя! — закричал ребенок и без колебаний бросился к Элизару.
Серый мир вокруг вдруг вспыхнул красками, одурманил запахами. Сила Эррэмиэля, мягкая, ласковая, заструилась по жилам, вливая желание жить, и не было сил оттолкнуть, запретить исцелять, как запрещал Элизар своим целителям. Этому этому ребенку он не может ничего запретить. И не хотел.
— Мой мальчик, — прошептал он, почувствовав вдруг себя бесконечно старым, в свои-то одиннадцать.
Рэми был так похож на родителей, на умершего брата, на самого вождя: те же цвета плодородной земли выразительные глаза и черные тонкие волосы. Та же спокойная, уверенная сила и растекающееся по груди тепло: ведь перед тобой стоит не очередной преклоненный советник, не виссавиец, что испытывает к тебе болезненную, навязанную богиней любовь, а кто-то, кому ты на самом деле дорог. Просто так дорог, таким, какой ты есть, а не потому что ты получил власть, которой не просил.
— Не плачь… — сказал Эррэмиэль.
Не плачь? Элизар вздрогнул, поняв — он и на самом деле стоит на коленях, сжимает в объятиях хрупкое мальчишеское тело и впервые со дня смерти родителей, впервые на своей памяти… плачет. И расходятся тучи, много дней закрывавшие небо, и льется через высокие окна, отражается от каменной плитки пола, серебрит стены, лунный свет, а по душе растекается покой, равного которому вождь не знал никогда.
Как же странно заботиться, а не когда о тебе заботятся, беспокоиться за кого-то, а не чувствовать чужое беспокойство. Как странно смотреть в глаза, похожие на твои, и с растекающейся по душе гордостью вдруг понимать: у твоего племянника дар исцелять, более сильный, чем у твоих виссавийцев-целителей. Бескомпромиссный, бессознательный и оглушающий. Как жаль этот дар отдавать Кассии. Кассия не оценит. Кассия опять сожрет, опять заберет, опять возьмет кровавую жертву.
Зашелестели по полу коридора юбки, отразились лунные лучи от браслетов на тонких руках, и на миг Элизару показалось, что перед ним стоит мать. Только более молодая, более красивая, с более жестким, уверенным взглядом. И в кассийских, слишком роскошных одеждах, с собранными в высокую прическу волосами и даже подведенными синей краской глазами. Старшая сестра, что вышла замуж за приехавшего в Кассию ларийца, быстро ставшего главой очень сильного кассийского рода.
После смерти мужа год назад сестра перестала приезжать в Виссавию. Говорили, что она родила еще дочь, что роды были очень сложными и виссавийские целители с трудом оттащили ее от грани, куда она так рвалась вслед за горячо любимым мужем. Еще говорили, что после смерти Алана Астрид приняла на себя всю тяжесть власти над северным родом, которая перешла ее пасынку, старшему сыну Алана от его первого брака.
— Астрид? — шагнул к сестре Элизар.
— Элизар, мне очень жаль, — с тихим шепотом ответила Астрид, обняв брата за плечи.
А потом они долго сидели прямо на полу в коридоре, а Эррэмиэль свернулся клубочком на коленях матери. Восходящее за окном солнце румянило белый мрамор стен, тонких арок и пола, Виссавия вновь расцветала красками, запахами и шорохами, купались в прозрачном небе пегасы.
— Вернись ко мне, — попросил вождь. — Прошу, вернись… И сына своего верни…
— Мои дети принадлежат стране, которую выбрал для них их отец. И я… не могу оставить сына Алана.
— Что мне за дело до Армана? — чуть не со слезами на глазах воскликнул Элизар, — ты нужна мне здесь! Эррэмиэль нужен мне здесь. Не понимаешь?
— Понимаю. — Голос Астрид был мягким и едва слышным. — Ты справишься, брат. У тебя есть виссавийцы, любовь которых к вождю безгранична… а у Армана никого кроме меня нет. Если я ему не помогу… никто не поможет… и…
Она мечтательно улыбнулась и посмотрела в высокие окна, коснувшись затылком стены:
— Я никогда не любила Виссавии. Здесь хорошо… но я была здесь как птица в клетке. Кассия иная. Жесткая, беспощадная, но настоящая… там люди живут, а тут…
— Там они умирают! — простонал вождь. — Там я не могу вас защитить… его защитить!
— Себя защити, — мягко сказала сестра, и ее слова укололи отравленной стрелой в сердце. — Ты что устроил, братишка? Что сделал с Виссавией? Думаешь, отец был бы доволен?
— Отец ушел… бросил… — ответил Элизар, опуская голову.
— Эл… — рука сестры скользнула по щеке, смахивая слезу, мягкие губы коснулись лба, а волосы щекотнули подбородок. — Глупый Эл… никто тебя не бросил. Ты сам себя бросил…
— Твой сын — целитель, — упрямо сказал вождь, сжимая ладони в кулак. — Дар целителя в Кассии редок, он принадлежит Виссавии!
— Эррэмиэль больше чем целитель, — улыбнулась Астрид. — Он высший маг. Жрецы храма Радона были в восторге от его дара, говорили, что подобного ему нет во всей Кассии. И учить его должны кассийские, не виссавийские учителя. Пойми, Эррэмиэль принадлежит не Виссавии, а Кассии. Не веришь мне?