– Где мои вещи? – вопросительно посмотрела на подругу, но та в ответ лишь пожала плечами. Как так, что она не знает? Кому, как не ей, знать?
– Мне вот это дали, – вдруг спохватившись, протягивает мне ткань, что до этого лежала на кресле перед туалетным столиком, потому осталась мной не замеченная.
– Но это не моя одежда? – Смотрю на ткань в ее руках, понимая, что эта тряпочка платье.
– Я не знаю, Мия, это приказ альфы.
– Ладно, – забираю платье у нее, – приказ, так приказ.
Что-то припоминаю о его словах об униформе. Неужто это платье это и есть она? Снимаю футболку, отворачиваясь от подруги, и натягиваю на себя платье, понимая, что кто-то очень точно угадал с размером, ведь оно сидит как влитое. Но не это меня смущает, а то, что в зеркале туалетного столика отображается. Платье сидит на мне слишком хорошо, чересчур подчеркивая длинные ноги своей длиной выше колена, округлость попы – приталенным кроем, и грудь – глубоким вырезом. Я чувствую себя не защищенной, почти голой. Это такой меня хотел видеть альфа? А как же закрытая шея, руки, ноги? Где мое бесформенное, родное? Чтобы в нем не было видно фигуры? Да, по сути, это обычное офисное платье, таких сотни в магазинах одежды, но я так привыкла к закрытым вещам, что чувствую теперь себя почти голой…
Нет, дома-то я носила открытую одежду, ведь там меня видела только мама, но вот чтобы выйти на улицу… наверное, я в какой-то мере срослась с этими непримечательными одежками, потому что в платье, что подготовил мне альфа, чувствовала себя неуютно. Зато Лизи за спиной светилась, все кудахтала вокруг меня, какая я красивая, что нельзя прятать такую красоту. Может, она и права – нельзя, ведь никогда у меня не было парня, а будь я более открытой, раскрепощенной, от них бы не было отбоя, но я… вот как училась в школе и узнала про оборотней, так и закрылась. И не знаю, что тому виной… то ли мое взросление и заинтересованные взгляды одноклассников, то ли появление оборотней, что теперь виделись в каждом третьем. Как по мне, то не важно, какая причина, но мешковатая одежда всегда была моим коконом, а сейчас его не стало. И как спуститься в таком виде вниз? Я ведь хотела извиниться, но смотря на себя в зеркало, понимаю – не извинюсь, не перед альфой, что беспардонно вмешивается в мою личную жизнь. Даже вещи мои забрал, будто знал, что могу не надеть платье и снова выйти в своей одежде. А вот перед местными неудобно, может, Лизи, если я попрошу, как-то донесет до них, что я не хотела никого оскорблять?
– Лизи, а если я тебя кое-что попрошу, ты сделаешь? – развернувшись к девушке, спросила, а она, удивленно выгнув бровь, уставилась на меня.
– Что?
– Ну, как бы это объяснить, я впервые задумалась о твоих словах про духи, и теперь не знаю, может, стоит как-то извиниться? Сгладить впечатление о себе.
– Я думала тебе все равно, что о тебе подумают, – нахмурилась девушка.
– Так-то оно так, но… – тяжело вздохнула.
– Тогда тебе с этим лучше к альфе, вот кто до всех мигом донесет информацию, – вставила девушка, не дослушав меня.
– Опять альфа, – чертыхнулась про себя и отвернулась.
Ясно все. Лизи здесь не помощник, все альфу своего боготворит. Альфа то, альфа се. Я как за него подумаю, так и в дрожь бросает. Есть что-то в нем такое… как глянет, так сразу инстинкты и включаются – бежать.
– Мы идем? – спросила подруга, пока я, зависнув у зеркала, решалась.
Знаю, что пора идти, Макс что-то говорил о встрече утром, но как же хочется оттянуть.
– Да, – кивнула я и подошла к Лизи.
Девушка меня тут же подхватила за руку, что служило очень хорошей поддержкой, ведь стоило нам начать спускаться вниз, как моя решимость улетучивалась. Неясный страх снова просачивался, все говоря мне на ухо едким голосом: «а вдруг бросится?». И стоило нам оказаться в гостиной, где восседал в кресле альфа, словно на троне, так, во всяком случае, выглядело со стороны – длинная комната и он в конце нее, как я оказалась недалека от правды.
Альфа при виде нас тут же поднялся со своего места и даже сделал шаг вперед. Его глаза резко поменяли цвет, или мне это показалось, и это была игра освещения, и жадно путешествуя по мне, вглядывались в мою фигуру, замершую у двери, так что аж мурашки табунами пробежали.