Страшно?
Да мне, сука, очень страшно. Страшно, что следующее лето может не наступить. Уничтожить мою вторую сущность можно, только уничтожив себя, и когда-нибудь, во время очередного рецидива, я это сделаю.
Смахивает на сумасшествие?
Да, я болен. На всю голову. Психиатры предпочитают называть это маниакально-депрессивным психозом, шизофренией, биполярным аффективным расстройством. Может быть, может быть… Только я чувствую, что внутри меня сидит что-то иное. Мои близкие не знают даже половины того, с чем я борюсь, пытаясь казаться не тем, кем являюсь.
Заглядываю в зеркало, всматриваюсь себе в глаза, в самую глубину. Нет, сейчас у меня ремиссия. Удалось загнать моего темного очень глубоко. Пока хватает сил бороться. Поэтому в данный момент я не опасен, и можно общаться с семьей. Я как ядерный могильник накрыт свинцовым куполом снаружи, а внутри невидимая разрушительная сила.
Прохожу в гостиную. Все в сборе. Мирон держит сына-именинника на руках, показывая ему подарки, Милана с домработницей накрывают стол. Платон сидит на диване с дочерью, вытирая ей перепачканное лицо, а его супруга Марьяна болтает по телефону, попивая шампанское. «Замечательная» парочка. Загнался братишка. Выбрал жену на эмоциях и мнимом благородстве. Назло. Только вот кому? Самому себе? Идиот. Не хочу пророчить, но этот брак скоро развалится, как карточный домик. Все закончится громким судебным процессом, где его жена будет требовать большие «отступные», шантажируя дочерью, которую Платон любит. Так оно и будет, Марьяна своего не упустит.
Даже мама здесь, заплетает Алисе, сестренке Миланы, косички. Девчонка растет красавицей, шустрая, с характером, умная не по годам. Кто бы мог подумать, что наша семья так разрастётся за каких-то два года. Все, как завещал отец. Полный дом. Полная чаша. Увы, я не вписываюсь в эту идиллию. Семья и я – вещи несовместимые. И дело даже не в моих убеждениях, дело в том, что мне просто нельзя кого-то так близко подпускать. Придется раскрыть истинное лицо, а оно не такое прекрасное, как снаружи. Я смирился.
— Где наш именинник? — усмехаюсь и иду к Мирону. Яшка реагирует на мой голос, оборачивается и улыбается. Да, мы дружим. Я люблю племянников. И Яшку, и Лерку (дочь Платона), они почти одногодки. Лерочка на три месяца старше. Я балую их. На этом мое отношение к детям заканчивается, своих у меня никогда не будет. Негуманно награждать собственных детей таким психом-отцом, как я.
Вынимаю из бумажного подарочного пакета коробку с игрушкой для племянника.
— Продавщица уверяла, что это суперкрутая головоломка для тебя, — подмигиваю мальчишке, — и вручаю ему игрушку. Мирон сажает сына в кресло, давая ему возможность распаковать подарок самому. Племянник старается, пыхтит, разрывая упаковку. Мирон тянет мне руку, пожимаю.
— Поздравляю. Когда ждать второго?
— Нам пока Яшка скучать не дает. Хулиган. Весь в тебя, — усмехается Мирон. — Иногда сходство с тобой наводит меня на некоторые мысли, — шутит брат. Его жена, определенно, красавица, такая нежная девочка, но я воспринимаю ее, как сестру. Милана как-то сразу, почти с первого дня вписалась в нашу семью, словно родная.
— Генетика. Заберу я у вас пацана лет так через десять, — ухмыляюсь.
— Дя-я-я-я, — несется ко мне Лерка и хватается за ногу, — вот где копия Платона. Никаких тестов на отцовство не нужно. Марьяна все предусмотрела, привязав к себе Платона ребенком. Но ребенок не виноват, и я люблю эту маленькую кокетку, которая зовет меня Дя.
— Привет, моя красавица, — подхватываю ее на руки. Лерка такая хитрая. Истинная женщина с пелёнок. Обнимает меня за шею, целует, а сама смотрит на пакет, из которого я вытащил подарок. — И для тебя у меня тоже кое-что есть.
Лерка любит плюшевые игрушки. Она думает, что они живые. Разговаривает с ними, кормит, обнимает. И я вынимаю из пакета плюшевого зайца в синих шортиках и зайчиху в юбочке и с бантиками на ушках. Племянница довольно щурится, обнимая зайца. Подхватываю ее на руки и целую. Лера ласковая девочка, обнимает меня в знак благодарности.
— Ты руки-то мыл, прежде чем трогать мою дочь? — недовольно фыркает Марьяна.
— Мыл, и я, в отличие от тебя, всегда чист. А ты уже не отмоешься. Репутация – вещь такая. Замарал один раз – клеймо на всю жизнь, — огрызаюсь я.
— Арон! — вмешивается братишка. — Это моя жена, имей уважение, — злится Платон, защищая супругу.
— Ну где же я найду уважение? Чего нет, того нет, — развожу руками. Я, в отличие от старшего брата, не так толерантен к жене Платона. Он посадил себе на шею корыстную шлюшку и еще наглотается с ней дерьма. А страдать будет ребенок. Нужно было здраво мыслить и не жениться на Марьяне сгоряча только потому, что она намеренно от него залетела, поскольку это единственный путь входа в нашу семью и смены фамилии на Вертинскую.