Сама природа — сильнее. И она мною движет сейчас. Нами обоими. Ничто не появляется из ниоткуда. И точно также не исчезает бесследно. Все это было между нами всегда, и навсегда же и останется.
— Я об этом мечтала, Марсель, — дышу уже на самой грани. Практически стону от каждого касания. Он сводит меня с ума — этот миг. Мгновенье перед тем, как в меня погружается большой и твердый член мужчины. — О господи, Марс…
Наши губы сливаются. Мы прижимаемся друг к другу ртами, чтобы баловать язык партнера влагой и теплом, этим безудержным жаром. Его теперь так много. Он вокруг, обнимает меня и сжимает, он давит мне на губы, на живот, на плечи, на совесть и стыд. Но его не избежать. Ведь он уже во мне. Он у меня внутри.
Внутри меня Марсель. И это заставляет целовать его быстрее. Сочно, резко, нервно. Не могу себя сдержать и начинаю двигаться ему навстречу.
Очень влажно, я горю, истекаю жаждой. А он входит глубже. И глубже. И глубже. С каждой новой секундой. И я тону в нем до конца, тону в наслаждении. Возбуждении. В его глубоких глазах, которые смотрят на меня во время процесса.
— Я жил только тобой, — говорит он тяжело мне возле уха. Пока входит опять и опять, напористо вдавив меня в постель. — Меня держали в этом мире мысли о тебе.
— Не останавливайся!
Обнимаю его голову ладонями. А напряженный торс — ногами. Так боюсь, что он меня отпустит. Или я сама вдруг передумаю и сделаю что-то ужасное, как в прошлый раз. Его тепло делает так, что я горю, пылаю. Истекаю потом, жажду большего. Мой аппетит растет, как и темп, с которым Марс проникает в меня в свете солнечных лучей. Мы делаем это днем, и ничего не боимся. Мне уже не страшно. Страх собою вытеснила страсть, и это правда сработало — надо было сделать это раньше. А не врать себе, что все пройдет само.
— Я не отдам тебя, слышишь, — шепчет он на ухо, напирая словно бешеный. Он трясет меня, я вздрагиваю словно от ударов изнутри. А Марс продолжает. Продолжает говорить: — Я не отдам тебя шерифу. Или кому-либо другому в этом мире. Для меня не существует ничего важнее, чем ты.
— Марсель…
— Тебе больно? — спрашивает он и на секунду замирает.
А я дрожу еще сильнее, обнимаю торс покрепче и хватаю шею обеими руками — прижимаю его ближе, чтобы дать понять: я не хочу замирать, не хочу тишины. И я привыкла к боли. Только эта боль мне делает приятно. Делает меня счастливой. Я ей рада. И хочу еще.
— Прошу, не останавливайся. Не выходи из меня до самого конца… Я так боюсь, что нам помешают. Что ты меня бросишь. Оставишь. Если узнаешь лучше. Какой я стала теперь.
Марсель пронзает до упора, вдавливает весом.
И нежно шепчет прямо возле губ. Держа меня за руки.
— Я тебя и так прекрасно знаю, Камилла. Лучше тебя самой. — Мое тело дрожит от предвкушения. Кажется, я скоро кончу. — Я вышел из тюрьмы и наблюдал за тобою сутками.
— Господи, Марс, — бьюсь я в конвульсиях. Лежа под ним. Он двигается медленно, уверенно. Мне некуда спешить, но эти слова… Он говорит и заставляет меня кончить. — Я не выдержу больше! Лиши меня мучений! Пожалуйста!
А он входит и входит. Держит мои руки, вжав их в подушку.
И нашептывает, словно заклинание:
— Смотрел, как ты гуляешь в парке. Как заходишь в магазин купить чего-то к чаю. Как задерживаешься возле детского сада и долго смотришь на детей, играющих на площадке. — Я кусаю больно губы, чтобы не кричать. А он говорит и говорит, заставляет мучиться, ходить по грани в страхе не сдержаться и упасть. Сорваться в пропасть. — Люблю смотреть, как ты бегаешь утром в наушниках, не замечаешь ничего вокруг. Как ты не спишь ночами, ждешь своего мужа. А потом вдруг просыпаешься под утро. Плачешь…
— Марсель!
Я вся горю. Буквально. В комнату ворвалось пламя. Оно давит, прижимает, не дает пути к отходу. Оно пляшет прямо здесь, уже на стенах, на полу и на кровати. Мы сгораем с ним в огне, это пожар. И он нас не щадит ни капли. Это все, что я почувствую перед отходом на покой.
— Ты плачешь, открыв окно на кухне, — будто ничего не замечает, продолжает говорить, смотря глазами прямо в душу. Просто любит меня, жаждет. Очень сильно и жестко. Так, как я мечтала много лет. И вот оно свершилось. — Пьешь чай и о чем-то молчишь, смотря через забор на улицу. — Движения Марселя нарастают в скорости, он тоже не способен долго ждать. Вот-вот ворвется в меня спермой. Обожжет и сделает последний шаг к идиллии, которую нельзя простить. Понять. Рассказать. Обнажить перед миром и просто принять такой, как есть. — Как ты смотришь в окно и не подозреваешь, что я уже месяц живу напротив. В доме через дорогу.
— Спасибо, что пришел за мной…