Тут она заметила, что машинально сжимает бедра. В этом не было никакого смысла. Из-за того, что Томас пользовался презервативом, его сперма не текла у нее по ногам.
Ломота исчезла.
На какое-то мгновение Клер замерла посреди комнаты.
Вдруг она опомнилась. Взяла свою записную книжку. Она позвонит всем своим друзьям, даже тем, с которыми давно уже не общалась.
Каждый вечер она будет уходить из дома и не станет больше оставаться одна после того, как уйдет Томас.
Клер пролистала записную книжку. На букве «К» остановилась и прочла все значившиеся там фамилии. Прилежным почерком вписала: «Томас Ковач». И легонько отпрянула. Два раза по пять букв. «О» и «а» в имени соответствовали тем же буквам в фамилии. Томас Ковач. Звучит красиво.
Клер взяла телефонный справочник. Нашла около сорока Ковачей, но ни одного Томаса.
Может, они живут в пригороде. Домик с садом. Он сам построил его или просто сделал там ремонт. Выстроил гараж для своей машины и для машины жены, двухдверной. И там у них стоят, прислоненные к стене, их четыре велосипеда, от самого большого до самого маленького.
Клер закрыла телефонный справочник, взяла записную книжку и сняла трубку. Нужно только договариваться ужинать не раньше девяти.
В субботу, закончив прием, Клер решила купить себе духи.
Переходя от стенда к стенду в большом магазине, она то и дело узнавала духи своих пациенток. Когда у нее началась мигрень, она выбрала туалетную воду с несильным запахом. Еще она купила себе черный свитерок и черную юбку. Выйдя из магазина, она тут же пожалела о покупке. Томас не обращал никакого внимания на одежду Клер. У него на это не было времени. Едва перешагнув порог, он прижимал ее к себе. Они шли через прихожую — комнату ожидания, целуясь, и так тесно сплетались в объятии, что наступали друг другу на ноги и даже спотыкались. Они смеялись над этим, зубы в зубы.
Наконец, не переставая целоваться, пытались раздеться. Одевалась она только после ухода Томаса.
Так когда же и каким образом он мог заметить, во что она одета?
Мишель всегда настаивал на том, чтобы она вместе с ним выбирала, что ей носить. Клер никогда не считалась с его мнением. Он всегда советовал выбрать то, что шло ей меньше всего. Конечно же, он хотел, чтобы она не нравилась ни одному мужчине, кроме него.
Вернувшись домой, она надушилась и стала надевать новые свитер и юбку. Зазвонил телефон. Как только Клер поняла, что это Мишель, она невольно потянута юбку вниз, прикрывая бедра. Он извинялся за свое молчание. Он многое обдумал, и ему совершенно необходимо увидеться и поговорить с ней. Она согласилась назавтра пообедать с ним.
Положив трубку, она начала расстегиваться. Вдруг передумала и застегнула молнию.
Она свободна и вольна носить все, что ей хочется.
Клер ужинала у Мари, своей лучшей подруги.
Два месяца назад та родила, но уже стала снова такой же худенькой, как до беременности. Клер пошла в комнату к ребенку. Бернар, отец, стоял склонившись над кроваткой. Когда вошла Клер, он даже не повернул головы. Он что-то напевал или шептал. Он никогда не обращал на нее никакого внимания.
Какого возраста были дети у Томаса? Наверняка совсем маленькие, и в эту самую минуту он рассказывает им сказку или поет колыбельную, венгерскую колыбельную. И не слышит ничего, кроме их легкого дыхания, не видит ничего, кроме их смыкающихся глаз.
Клер взяла музыкальную куклу и дернула за веревочку. Услышав музыку, Бернар выпрямился.
— Он спит.
Они вышли из комнаты.
Она пошла к Мари в кухню. Повсюду стояли бутылочки с сосками.
Клер не станет рассказывать ей о Томасе.
Мишель тут же заметил, что в комнате нет его галогенной лампы. Клер проводила его в кабинет, он увидел ее и вроде бы успокоился. Но, вернувшись в комнату, сел на кровать и огляделся, не изменилось ли еще что-нибудь. Она следила за его взглядом. Ничего он не увидит, потому что ничего не изменилось. Даже сама Клер. Она не накрасилась и не надушилась. И надето на ней все ему знакомое, и лицо у нее бесстрастное, как всегда, когда она видит Мишеля.
Он кашлянул. Он собирался поговорить с ней. Но сначала решил что-нибудь выпить. Тут Клер улыбнулась. Пошла в ванную и оставила дверь полуоткрытой. Прислушалась.
Он открывает раздвижную ширму. Потом холодильник. За йогуртом и масленкой находит пиво. Пшшшт. Это он дернул колечко жестяной банки. Находит соки. Это его удивляет, потому что Клер их никогда не пьет. Теперь он видит бутылку шампанского. А ведь Клер его не любит. Наверняка ей его принесли. Дверца холодильника закрывается. Он берет стакан с полки над раковиной. Замечает, что на соседней стоит аперитив. Тишина.
Он медленно задвигает ширму.
Он все понял.
Клер вышла из ванной.
Мишель не задал ей ни одного вопроса. И не сказал того, что ему нужно было сказать ей.
Они обедали в ресторане. Мишель расслабился. Она наблюдала за ним. Ему, казалось, даже полегчало. Теперь он знал, что их роман закончился.
Клер провожала своего последнего пациента. Нажала кнопку и вызвала лифт. Пациент вошел в кабину. Металлическая дверь закрылась за ним. Клер вздрогнула от какого-то звука. Обернулась. На ступеньке лестницы сидел Томас. Его глаза сияли. Он рывком встал и крепко обнял ее. Прижал к себе и с нежностью заговорил с ней. Все эти два дня ему очень не хватало ее и так не терпелось увидеться с ней, что он ждал ее здесь, в темноте, надеясь, что она пораньше закончит прием. Вдруг он отстранился от нее. И вызвал лифт. Сегодня он предпочел бы пойти в кафе. Клер быстро зашла домой за сумкой и пальто.
Пожалела, что не надела новой юбки и свитера — в кафе у Томаса будет время посмотреть на нее.
Они сели лицом друг к другу. Она заказала виски. Томас не хотел ничего пить. И ничего не говорил. Почти не смотрел на нее. А ведь только что он казался таким счастливым оттого, что снова видит ее. Он принялся оттирать пятно на своей левой руке. Когда оно исчезло, он поднял глаза на Клер и наконец улыбнулся. Придвинулся к столу настолько, что коленями они касались друг друга. Он расспрашивал ее о работе. Ей нравилось рассказывать о ней, и она говорила долго. Он слушал не сводя с нее глаз.
Клер допила виски и вдруг, будто против собственной воли, спросила, чем занимается его жена. Она заметила, что он раздумывает, прежде чем ответить ей.
— Она архитектор.
Потом он взял Клер за руку и посмотрел, который час. Ему пора было возвращаться.
Они расстались у ее дверей. Он поцеловал ее в губы, очень быстро.
Она опустилась на кровать. Почему ему вдруг захотелось пойти в кафе, ведь он с таким нетерпением ждал ее? И ей вовсе не надо было задавать этого вопроса про жену. Он не хотел говорить о своей семье, это было очевидно. Не хотел, чтобы Клер страдала.
А вдруг он решил больше не приходить, не видеться с ней?
Она закрыла лицо руками. Нет, этого не может быть. В кафе Томас так сильно прижимался к ее коленям своими, что у нее наверняка отпечаталась на коже тоненькая сеточка колготок.
Они будут видеться. У нее не было в этом сомнений.
Клер глубоко вздохнула. Хотя она целый день без конца мыла руки, ее запястья все еще пахли туалетной водой.
Она распрямилась. Все понятно. Томас отстранился от нее из-за ее духов. Он боялся, что его кожа и одежда пропахнут этим запахом. Жена, конечно, почувствовала бы его. Потому он и повел Клер в кафе.
Клер не ошиблась. Она больше не душилась. И Томас не водил ее в кафе.
Жена Томаса, конечно же, спроектировала дом, а он его построил.
На первом этаже — гостиная, просторная, очень светлая и кухня с огромным столом, а столовой нет. Нет-нет, гостиная и кухня не разделялись. Это была одна большая комната. Так что, когда они принимали гостей, жена Томаса могла готовить еду, участвуя в общем разговоре.