- Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!
Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим "предприятием" вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.
- Да я уже вижу, что проиграл... - говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.
- Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? - лицемерно возмущается блондинка.
- Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; - обреченно говорит мужчина.
- Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! - взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.
- Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи... - неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы "честную" игру.
- А вы... - начинает она.
- Заткнись, - говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: - Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .
Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.
- Какая встреча! - радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. - Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы...
С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.
- Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, - говорю ему вполголоса. - Я - Герасим. Так надо. Потом я все объясню.
Афанасий Сергеевич понимающе кивает.
- Молодой человек! - кто-то дергает меня за рукав пиджака.
Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.
- Тебе чего, дедушка? - спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.
Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.
- Шел бы ты отсюда, - шипит он, не отпуская мой рукав.
- Освободи материю, беспризорник, - советую ему как бы между прочим.
- Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда... -говорит мне Афанасий Сергеевич.
- Ну, ты побазарь еще!...- продолжает шипеть крепыш.
Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:
- Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.
Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.
- Счас погуляем... - Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.
- Ол... Герасим, - начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:
- Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.
- А может...
Я не даю ему договорить:
- Послушайте меня. Так будет лучше.
Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;
- Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?
Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.
- Идем... - бросает кто-то из них и топает вперед.
Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.
Парни снова берут меня в кольцо.
- Ты че такой борзый?! - интересуется один, не спеша начинать махалово.
Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.
- Уж такой уродился, - ухмыляюсь я.
- Ты с кем работаешь? - спрашивает он.
- Я - Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните... - обращаюсь к остальным.
Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.
В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.
Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. "Баранов" уже "раздели". Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.
- Будут жить... - сообщаю ей, мило улыбаясь. - Но полечиться придется.
Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.
- Закрой пасть, придурок, живот простудишь, - советую ему. - А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа...
Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.
Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.
- Ол... Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!
- Все нормально, Афанасий Сергеевич,:- смеюсь я. - Ваши карточки выиграла, знаете ли... Просто удивительно, что так бывает... - запихиваю в карман его пиджака пачку денег.
- В самом деле?! - изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: - Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?
Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.
- Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали... - Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?
- Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! - восхищается историк. - Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день... Спасибо вам!..
- Не за что... - обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.
Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.
Я бы селил ученых, подобных Афанасию Сергеевичу, в специальные городки, где за ними следили бы и обеспечивали им нормальные бытовые условия.
- Мы уже больше двух лет занимаемся архивами ВЧК, - рассказывает Афанасий Сергеевич, - то есть документами, относящимися к периоду становления Советского государства. Это такой ужас... Впрочем, органы на протяжении всего своего существования проявляли удивительно нечеловеческую жестокость, на которую не были способны даже инквизиция и гестапо...