Во взводе Яроша было несколько ненадежных солдат. Он прямо им сказал:
— Если кто-нибудь из вас собирается удрать, то пусть прежде хорошенько подумает. Мы его непременно поймаем, и я лично измолочу его так, что мама родная не узнает. Ну, а уж если дезертир возьмет с собой винтовку, то я с ним не знаю тогда что сделаю.
Бойцы смеялись, но ни один солдат из его взвода не убежал.
Однажды он нашел на своей кровати газету «Руде право». Кто-то засунул ее под одеяло. В ней была обведена красным карандашом речь депутата Готвальда. Некоторые предложения были подчеркнуты. Ярош принципиально не терпел во взводе никакой политической агитации, считая, что политика только будоражит людей и армии никакой пользы не принесет. Но в этот раз помеченную статью он все же прочитал.
«Товарищи! Мы переживаем чрезвычайно сложные минуты. Можно сказать, что наша республика стоит на перепутье. От того, какие, решения последуют в следующие дни, очевидно, будет зависеть дальнейшая судьба нас всех…
Что до сих пор сдерживало врага от прямого на нас нападения? Прежде всего наша твердая воля и способность защищаться. Защищаться любой ценой и всеми средствами. Защищаться голыми руками и рвать противника зубами. Драться за каждое дерево, каждый клочок земли. Драться за каждый дом и каждую деревню. Враг знал и знает, что путь к Праге для него никак не был бы прогулкой. Он знает, что нас просто так одолеть трудно.
Что же теперь надо делать, чтобы защитить мир и республику? Прежде всего мы должны быть едины и благоразумны, тверды и решительны. Единство у нас есть. Чешский народ сейчас един, как никогда прежде. А тех вонючих грязных крыс, которые снюхались с врагом… их всего небольшая кучка и они будут раздавлены народом. Такими же едиными, как народ, следовало бы быть политическим партиям, которым дорога́ судьба республики…
Да, мы должны были начать войну. Союзники — югославы, румыны, а главное — русские, пришли бы нам на помощь. Тогда бы и французам стало стыдно, и они тоже выступили бы против фашистской Германии».
— Если Гитлер займет всю страну, — сказал Отакар в семейном кругу за рождественским столом, — я не останусь здесь. Уеду из Чехословакии.
— Куда? — спросили его.
— Не знаю. Там будет видно. Но так не может долго оставаться. Я верю, что будет война. Это Гитлеру просто так не пройдет. Пойду воевать!
Поэтому-то он и стал офицером, чтобы воевать за родину, когда это потребуется. Решение стать кадровым военным определило весь его жизненный путь.
В один июльский день, вечером, придя домой с работы, Мирослав Гавлин обнаружил в почтовом ящике серый продолговатый конверт, в которых обычно посылают приглашение на свадьбу. Двадцатигеллеровая марка погашена круглым штампом: Гра́нице, 23.VII.37. Кто же это ему написал? Адрес был написан красивыми буквами с наклоном, но это ему ни о чем не говорило. Женится кто-нибудь из знакомых? Он нетерпеливо открыл незаклеенный конверт, вынул сложенную вдвое плотную бумагу. Что это? Знак военной академии, а внутри напечатанный текст. Мирослав Гавлин быстро пробежал его глазами:
«Слушатель академии Отакар Ярош имеет честь сообщить о том, что 29 августа 1937 года он будет выпущен из академии в звании поручика».
Так значит Ота будет офицером! Хороший парень. И не забывает старого друга. Жаль, что Мирек не может приехать на это торжество в Границе. Было бы неплохо как следует отметить такое радостное для Яроша событие. Ничего, можно отметить и позже, когда им удастся встретиться.
Как долго они уже знакомы? С 1929 года. Боже, как летит время! Восемь лет. Они вместе поступили на первый курс Высшей электротехнической школы, находящейся в Праге на Житной улице, 14. Частная специальная школа, приравниваемая к высшему техническому учебному заведению. Наверное, это было единственное в стране учебное заведение такого типа. За обучение взималась плата, каждые полгода по шестьсот крон. Очень большие деньги, а для семьи с пятью детьми и подавно.
До этого Отакар ходил в гимназию в Мельнике, но дела у него там обстояли неважно. Он всегда был чуть-чуть озорнее других гимназистов. На переменах в коридоре или на школьном дворе его было больше видно и слышно, чем остальных ребят. С раннего детства он был чрезвычайно живым. Минуту не мог посидеть на одном месте. Вечно его что-то торопило. Голова у него была хорошая, но учеба его не занимала. Прибежит домой, сумку в угол — и на улицу к ребятам.