— Северус, это шантаж, ты понимаешь? — спросила Андромеда.
— Ты давишь на то, что у меня и Андромеды действительно нет выбора. Коннор — мой единственный внук. Я пойду на всё ради его исцеления, — горько сказал Ремус.
— Сочувствую, Люпин, на какие страшные жертвы тебе придется пойти. Снять предубеждение против тринадцатилетнего мальчика.
— Если знать родословную этого мальчика, то нас можно понять! — рявкнул Сириус.
— Надо же, Блэк, ты оценил важность родословной…
— Нюниус, не пытайся к нам подъехать! Мы скорее сдохнем, чем примем твоего поганого внука!
— Вот так вы и вправду сдохнете, Блэк.
— Северус, чего ты хочешь? Чтобы мы приняли в свой род твоего Патрика? — спросила Андромеда.
— «Приняли»? А разве до того он был не вашего рода? Хорошо же вы относитесь к единственному брату Коннора Люпина.
— Потому что Коннор — Люпин, а Патрик — нет! — сказал Сириус.
— Странно, он всю жизнь известен как Патрик Люпин.
— Да только в действительности он — Патрик Снейп!
— И ты так ненавидишь фамилию Снейп, что готов принести в жертву своей ненависти жизнь Коннора Люпина? Впрочем, это твое право. На самом деле, леди и джентльмены, я позвал вас сюда только за тем, чтобы передать вердикт консилиума врачей и свои мысли по этому поводу. Я сказал всё, что имел, и более вас не задерживаю. И вы, и я люди занятые, лишнего времени у нас нет… Вы можете идти и обдумать мои слова. Благодарю за встречу!
Снейп завернул мантию и встал.
— Северус, подожди, — сказал Люпин.
— Собственно, от себя могу добавить одно: после консилиума я провел свои тесты на отношение к пациенту. Сейчас я ничего не имею против Коннора Люпина. Он был и остается единственной семьей Патрика. С моей стороны отторжения не будет. А что вы сделаете с собой, мне, нагло признаться, безразлично.
— Какое бескорыстие, Нюниус.
— Сириус, перестань, — сказал Люпин. — Северус действительно мог не собирать нас, не говорить всего этого. А он потратил время на встречу, предложил примирение… Хотя ему от состояния Коннора ни жарко ни холодно, а его Патрик — здоров… Мне кажется, мы должны уважать его добрую волю и решение.
— Да много ты понимаешь в доброй воле, Лунатик! Сказать тебе? Он ничего не делает просто так. Думаешь, он интересуется Коннором по простоте душевной? Да ему жизненно важно пристроить своего Патрика в наш род, потому что его род проклят! Мне Андромеда рассказала, — добавил Сириус Блэк. — Ваш драгоценный Салазар Слизерин проклял всех, кто имеет дело с маглами и маглорожденными, и их потомство на сто лет! Еще бы мне не знать, ведь Андромеда из‑за этого потеряла всю семью. И Меропа Гонт, и Эйлин Принц на этом попались! Так что Северус просто спасает от проклятия своего Патрика.
— Сириус, ты хоть думай, о чем говоришь. Как можно спасти ребенка из проклятого рода, отдав под защиту другого проклятого рода? — устало спросил Люпин.
— Перед таким экспертом по истории Слизерина, как Сириус Блэк, я смолкаю, — язвительно сказал Снейп. — Всегда рад узнать нечто новое из жизни моего факультета.
Мгновение спустя он нахмурился, вытащил из мантии сигналящий пейджер, сказал:
— Простите, я на минуту, — и вышел.
— Бродяга, если ты еще раз попытаешься сорвать встречу, лучше сразу выйди, — сказал Ремус.
Снейп вернулся:
— Господа, извините, но на этом наше свидание закончено. Впрочем, все сказали друг другу всё, что хотели… Я прощаюсь. Сестра вас проводит. Приятных размышлений! Времени на раздумья у вас достаточно — следующая попытка сварить пробу будет через два года.
Снейп покинул беседку — и за ним все остальные…
Дайджест за два года
На доске написан рецепт зелья. Класс сосредоточенно кромсает ингредиенты и мучительно месит ложками по котлам.
Третьекурсник Патрик Люпин кажется предельно собранным и погруженным в работу. Если его изнутри мучает взрыв пробы и неясность судьбы брата, снаружи этого не видно. С того вечера как Патрик вернулся из больницы в школу, он ведет себя как обычно и ничем не выдает своих мыслей. Профессор Грейнджер считает, что Патрик держится прекрасно.
Профессор Грейнджер искоса смотрит на Патрика — мальчик ловко и быстро режет элементы зелья и вовремя бросает в котел.
Он не замечает слежки — и никто другой не видит, что невозмутимый на вид профессор Грейнджер сейчас тайно следит за Патриком Люпиным. И не заметят. Двадцать лет шпионажа чего‑то стоят.
Патрик изумился бы, узнав, что профессор тайно отметил его еще с первых уроков. Профессору очень нравится смотреть на Патрика, и он высоко ценит этого мальчика.
Во–первых, Роберт не такой человек, чтобы проглядеть явный талант, а у Патрика он виден.