Ее тепло согревает меня, белокурая головка лежит на моем плече, саму девушку я бережно обнимаю и убаюкиваю, как маленькую. Внутри все дрожит от волнения, боюсь дышать, чтобы не разбудить малышку.
Слышу тихий голос Эмина из кабинета Станислава Сергеевича. Он сразу же туда ушел, едва мы приехали, предоставив мне успокаивать Стеллу. Девушка всю дорогу до дома прорыдала, свернувшись калачиком на заднем сиденье автомобиля. Маленькая, потерянная, с красными глазами от слез — ее хотелось укрыть от реальности, обнять и забрать ее боль себе. Мне было невыносимо слышать, как из ее груди вырываются хрипы и тихий скулеж от боли потери.
В той аварии, что мы видели, погибли все. Погибли близкие наши люди, самые родные. Я еще до конца не осознал, что отца больше нет. В суете не понимал, что делать, что говорить, на этой волне сблизился со Стеллой. Все вопросы взял на себя Эмин, оставаясь даже в такой сложной ситуации собранным, с холодной головой, с четким понимаем, что делать.
Раздаются неторопливые шаги. Поднимаю голову, Эмин на секунду задерживает на нас взгляд, идет в сторону бара. Удивленно вскидываю брови, брат не жаловал алкоголь.
Он наливает себе коньяк, с бокалом идет к ближайшему креслу, садится. Откинувшись на спинку, расстегивает золотую булавку возле ворота рубашки, еще несколько пуговиц, словно ему трудно дышать. Делает большой глоток напитка, прикрывает глаза, запрокинув голову на подголовник кресла.
Тишину нарушает только тиканье напольных часов в гостиной. Время, которое нельзя ни повернуть назад, ни поторопить вперед. Время, которое не поддается управлению, и это ты подчиняешься ему, а не наоборот.
— Что теперь? — негромко спрашиваю, ибо нужно понимать, что делать дальше. У отца осталось много не завершенных дел, бизнес, семья…у меня уже от мыслей кружится голова.
Эмин не реагирует. Осторожно меняю положение на диване, Стелла судорожно вздыхает, но не просыпается, только еще сильнее жмется ко мне. Замираю. Устремляю на брата призывный взгляд обратить на меня внимание, Эмин неохотно приоткрывает глаза, трет переносицу.
— Отнеси Стеллу в комнату.
— Мне удобно.
— Смотри сам, — допивает коньяк, встает. — Я попрошу Галину Ивановну приготовить комнаты, завтра займусь организацией похорон Савицких.
— А отец?
— Его тело мы заберем домой.
— Стелла?
— Стелла? — карие глаза останавливаются на девушке в моих руках, хмурится. — Секретарша Савицкого предоставит мне контакты родственников, оповещу их о трагедии. Пусть они и занимаются Стеллой.
— Эмин… — я не согласен с ним, на языке вертится предложение, но брат, словно читает мои мысли, качает в отрицании головой.
— Послушай, но кто за нею присмотрит, как не мы в этой ситуации?
— Булат, мы в няньки не нанимались, у нас самих горе и надо достойно проводить в последний путь твоего отца. Ты не о том, думаешь, брат! Она взрослая девочка, по законам совершеннолетняя, и может сама распорядится своей жизнью.
— Эмин, ей всего восемнадцать! Она никогда не сталкивалась с реальностью!
— А ты сталкивался? — иронично приподнимает бровь брат, ставит стакан на журнальный столик. — Я не собираюсь ее опекать, брать руководство бизнесом, уверен, что у Савицкого назначен человек, который со всеми проблемами разберется.
— Эмин, давай ты подумаешь!
— Данный вопрос не обсуждается! Я все сказал, Булат, мне добавить нечего и своего решения не собираюсь менять в угоду твоему эго! — Эмин сердится, глаза полыхают гневом, в воздухе витает напряжение, которое в любую минуту могло заискриться, вызвать вспышку, что спалит все вокруг.
— Сейчас я думаю не о себе, а о ней! — цежу сквозь зубы, осторожно посмотрев на девушку. Она даже не шелохнулась.
— Пусть о ней думают ее родственники, но не ты и тем более не я! — он шумно выдыхает, прячет руки в карманы брюк, секунду стоит неподвижно, уходит, оставив меня в гостиной со спящей малышкой на руках.
Осторожно и медленно поднимаюсь на ноги, Стелла легкая, как пушинка, такую только и носить на руках. Расстояние до ее комнаты на второй этаж преодолеваю не спеша, ногой открываю дверь. Комната в ночной темноте, но свет с улицы чуть — чуть освещает помещение. Вижу кровать, несу свою драгоценную ношу к ней, кладу ее на покрывало. Стелла вновь судорожно вздыхает, сворачивается в позу эмбриона. По-хорошему с нее нужно было снять платье, но не решаюсь прикоснуться, не хотел будить, не хотел испытывать свою выдержку.