— Ну, это вполне естественно, ведь вы лишь несколько недель здесь, — равнодушно отмахнулся бизнесмен. — Те же самые чувства мучают всех ваших соотечественников, но, поверьте, это скоро пройдет. Если только человеку выпадет на долю счастье в Новом Свете, он охотно забывает Старый и, в конце концов, даже радуется тому, что покинул его. Не смотрите на меня с таким изумлением, словно я сообщил вам нечто невероятное! Я говорю по собственному опыту.
Фрида действительно взглянула на него с недоумением. В ее глазах, еще влажных от слез, засверкали гнев и досада, когда она горячо воскликнула:
— Неужели вы говорите это всерьез, мистер Зандов? Я должна забыть свой родной дом, отказаться от родины даже в воспоминаниях? Никогда! Никогда!
Франц Зандов, очевидно, был несколько удивлен этим страстным возгласом девушки, обычно тихой и робкой, однако на его губах заиграла полупрезрительная-полусострадательная усмешка, когда он произнес:
— Из самых лучших побуждений я советую вам научиться этому. Несчастье большинства немцев здесь состоит именно в том, что они упрямо держатся за прошлое и в результате часто упускают и настоящее, и будущее. Кроме того, тоска по родине — одно из тех болезненных, искусственно вызываемых чувств, которые считаются очень поэтичными и высокими, но в сущности являются обузой в жизни, бесполезным грузом. Тот, кто хочет добиться успеха в Америке, должен иметь ясную голову и зоркие глаза, чтобы не упустить ни одного подвернувшегося благоприятного случая тотчас же использовать его. Посмотрите на себя: вы вынуждены самостоятельно искать средства к существованию, а в таких обстоятельствах вам лучше рассуждать здраво и не позволять себе поддаваться чувствам, не опускать руки.
Как ни жестко и бессердечно звучали эти слова, все же в них чувствовалось желание дать добрый совет. Неосторожное высказывание Фриды о «деловом друге», которое по логике вещей должно было бы рассердить бизнесмена Зандова, по-видимому, только возбудило в нем интерес к девушке.
Фрида ни словом не ответила на его поучение, своей холодностью поразившее ее до глубины сердца. Да и что могла бы она возразить на это? Но серьезный, вопрошающий, полный упрека взгляд ее темных глаз говорил красноречивее слов и, похоже, оказывал странное воздействие на Зандова-старшего, этого обычно неприступного человека. Теперь он не отвел глаз и, смело посмотрев в лицо девушки, внезапно добавил, невольно смягчив тон:
— Вы еще очень молоды, мисс Пальм, да, очень молоды, чтобы выйти в мир совершенно одинокой. Разве там, в Германии, у вас не было никого, кто мог бы позаботиться о вас, дать вам приют?
— Нет, никого, — тихо, почти неслышно, слетело с губ девушки.
— Ах, правда, ведь вы — сирота. А родственник, вызвавший вас в Нью-Йорк, умер, пока вы еще совершали путешествие? Так я, по крайней мере, слышал от племянницы.
Легкий наклон головы Фриды, очевидно, должен был служить утвердительным ответом, но при этом лицо девушки густо покраснело, и она потупила свой взор.
— Это действительно очень печально, — продолжал Зандов. — Но как же вам вообще удалось найти в Нью-Йорке подходящее убежище, раз вы были совсем одиноки там?
Краска на лице молодой девушки стала еще гуще, и она, запинаясь, ответила:
— Мои спутники по путешествию приняли участие во мне. Меня отвезли к землякам, к пастору одной немецкой общины, где мне оказали самый сердечный прием.
— И этот пастор рекомендовал вас моей племяннице? Да, да, я знаю, у ее матери были большие связи и знакомства в Нью-Йорке. Джесси продолжает поддерживать переписку с некоторыми из них. Впрочем, моя племянница покровительствует вам, так что не беспокойтесь за свое будущее. Располагая рекомендациями дома Клиффордов, вы легко найдете в нашем городе какое-нибудь подходящее место.
Фрида, видимо, была еще менее опытна во лжи, нежели Джесси. Правда, перед последней ей не было нужды притворяться, так как они обе с самого начала заключили негласное соглашение не врать друг другу. Но перед хозяином дома Фрида должна была как следует сыграть свою роль, тем более теперь, когда он, очевидно, заинтересовался ею. Однако всем своим видом девушка невольно выдавала себя, насколько тяжело ей давалась эта игра. Она не могла произнести ни слова.
Франц Зандов, правда, знал, что она робка и молчалива, но теперешнее ее упорное молчание, похоже, раздражало его. Не дождавшись ответа, он резко повернулся и спустился в сад.
Фрида облегченно вздохнула, словно избавившись от тяжкого страдания, и быстро возвратилась в гостиную. Но здесь она наткнулась на Густава, который, делая вид, что не проявляет никакого интереса к разговору, не упустил ни одного слова.