За этими словами наступила долгая, тяжелая пауза. Франц Зандов пошатнулся; казалось, что он упадет, но он остался стоять. Его лицо страшно подергивалось, из груди со стоном вылетало порывистое дыхание, но он не сказал ни слова.
— Фрида! — мягко произнес Густав. — Пойди к своему отцу!.. Видишь, он ждет этого...
Он подтолкнул девушку вперед и намеревался подвести к своему брату, но к тому внезапно вернулся дар речи. Сделав движение, словно желая оттолкнуть от себя приближавшуюся к нему девушку, он глухо и отстраненно сказал:
— Назад! Так легко вам еще не дастся победа. Теперь я насквозь вижу вашу игру. Вы написали финал этого фарса.
Фрида вздрогнула; она высвободилась из рук своего защитника и медленно стала отходить назад, к дальнему краю беседки.
— Фарса? — оскорбился Густав. — Франц, как можешь ты так говорить в подобный момент?
— А разве нет? — разразился Зандов-старший. — Как еще назвать ту пошлую скоморошью игру, которую ты инсценировал за моей спиной? Значит, в течение нескольких недель я окружен был в своем доме ложью и обманом? Наверняка и Джесси вовлекли в обман — ведь без ее согласия все это было бы невозможно провернуть! Все вы составили заговор против меня! Ты... — Он обернулся к Фриде, словно желая именно на нее излить весь свой гнев. Но в тот же момент, когда Франц встретился с глазами девушки, жестокие слова замерли на его устах. Он помолчал несколько секунд, а затем продолжал с горьким презрением:
— Наверное, тебе нарисовали целую картину. Как соблазнительно иметь отца, который может оставить тебе в наследство богатство и создать блестящее положение? Ради наживы ты обманом вторглась в мой дом. Но я не нарушу клятвы, которую дал самому себе и Богу, покидая Европу. У меня нет ребенка. Я не желаю иметь его, даже если людской закон десять раз присудит его мне! Тебе пора паковать вещи и поспешить назад за океан, туда, откуда ты явилась. Я не хочу быть жертвой лжи.
— Вот этого-то я и опасался! — пробормотал Густав и, расправив плечи и подняв голову, громко обратился к взволнованной девушке: — Фрида, разбуди же в нем отцовское чувство! Видишь, меня он не слушает, тебя же должен выслушать. Так говори же! Разве ты не чувствуешь, что все решается сейчас?
Но Фрида молчала, она даже не пыталась разомкнуть свои судорожно сжатые губы. Тоже мертвенно-бледная, она смотрела с тем же выражением мрачного упорства, которое искажало черты Франца Зандова.
— Оставь меня, дядя Густав! — наконец процедила сквозь зубы она. — Я не могу теперь просить и не стала бы делать этого, даже если бы на карту была поставлена моя жизнь. Я только намерена сказать отцу, что неповинна в том «обмане», в котором он меня упрекает.
Хрупкая фигура юной девушки выпрямилась, темные глаза вспыхнули, а вслед за тем, не в силах вынести нанесенные оскорбления, она дала волю своим чувствам.
Подойдя к отцу, Фрида резко и страстно воскликнула:
— Тебе незачем было так жестоко отталкивать меня. Ведь я сама ушла бы в тот момент, когда мне стало бы ясно, что то единственное, что я здесь искала, — отцовское сердце — останется для меня закрытым. Я никогда не ведала родительской любви. Мать была мне чужой, об отце я знала только, что он живет далеко, за океаном и отверг меня из ненависти к моей матери. Я прибыла сюда с неохотой: ведь я тебя не знала и не испытывала к тебе ничего, кроме страха. Но дядя убедил меня. Он постоянно твердил, что ты одинок и озлоблен на весь мир, что ты глубоко несчастен, несмотря на все свое богатство, что ты нуждаешься в любви и только я одна могу дать тебе ее. Последним доводом он заставил меня, несмотря на сопротивление, отправиться сюда за ним. Этим он укрощал меня каждый раз, когда я хотела вернуться в Германию. Но теперь он, вероятно, не станет удерживать меня, а если бы и попытался, то я все-таки вырвалась бы отсюда. Владей своими богатствами, отец, которые, по твоему мнению, только и влекли меня. Они не принесли тебе блага — это я давно поняла и убеждаюсь вновь из твоих слов. Если бы ты был беден и покинут, я попыталась бы все-таки полюбить тебя, теперь же я не смогу. Я уйду из этого дома сейчас же.