Итак, примем, как рабочую гипотезу, модель единого или единящего времени, в котором (как у Августина) есть «настоящее прошлое», «настоящее настоящее» и «настоящее будущее». Или, можно еще сказать, прошлое и будущее суть квантовые эффекты со -временности. Только в такой модели возможны любые перемещения во времени, изменения хода времени, коридоры, ловушки и порталы времени.
Как в таком случае мы реально попадаем в прошедший или в еще не наступивший момент? Судя по произведениям кинофантастики - через смех или страх. Большинство кинематографических реконструкций представляют прошлое в зеркале постмодернистской иронии. Например, визитеры из Средневековья в трилогии «Пришельцы» (Les visiteurs, 1993-2016) попадают в череду бесконечных комических ситуаций, где нелепым современному зрителю представляется всё - одежда, внешность, ритуалы, образ жизни далеких предков. Впрочем, серьезные пеплумы изображают исторические события или персоны в еще более глупом виде. Нелепица без юмора особенно досадна, поэтому лучше уж спасительная самоирония, чем очередная «Клеопатра» или «Десять заповедей».
Взгляд в будущее в современном киномейнстриме - это проекция настоящих, но гипертрофированных коллективных страхов. Во множестве популярных историй с сиквелами и приквелами (начиная с «Матрицы» и «Терминатора») настающее и наступающее время воспринимается как триумф всех известных антигуманистических тенденций. Восстание машин и крушение цивилизации, масштабная экологическая катастрофа или уничтожение всей планеты, новый технототалитаризм или тотальная кибернетизация человеческой жизни - всё это стандартные элементы картины грядущего, задействованные даже в комедиях и детских фильмах.
Интрига голливудских блокбастеров о мире будущего незамысловата: альтернативой апокалипсису является массовая промывка мозгов для скрытия факта апокалипсиса. Создатели футурофобских блокбастеров довольствуются постмодернистской категорией безобразного в двух ипостасях: собственно
тошнотворное безобразное и горькое безобразное в дражированной оболочке прекрасного. Нарратив большинства фантастических фильмов идет параллельными маршрутами: например, в «Терминаторе» катастрофа очевидна, а в «Острове» Майкла Бэя она спрятана в декорациях модернизированной платоновской пещеры. Но, как говорится, хрен редьки не слаще.
Если мы воспользуемся знакомым семиотическим квадратом, то заметим, что здесь не хватает двух важных позиций: а) сюжетов, где плохое переходит в хорошее; б) историй, где хорошее становится еще лучше.
Потерянные углы семиотического квадрата мы отыщем в другом фрагменте единящего времени - в произведениях советской книжной или кинематографической фантастики: например, в романе Ивана Ефремова и в фильме Евгения Шерстобитова (1967, СССР) «Туманность Андромеды». Мир разумного и справедливого общественного устройства, драматургия борьбы высоких порывов с еще более возвышенными стремлениями - как это всё наивно и несвоевременно для нынешнего читателя и зрителя. Однако - как
это созвучно и понятно поколению шестидесятников во многих местах земного шара...
 |
| Работа неизвестного художника |
Любопытно, что герой «Туманности Андромеды» Дар Ветер по одной из искусствоведческих версий - светлый двойник магистра
зла Дарта Вейдера из «Звездных войн». Считается, что творец главной американской сказки Джордж Лукас таким образом передал привет конкурирующей киноиндустрии, с которой он был хорошо знаком. Оммаж Ефремову или Шерстобитову стал символом эпохи холодных войн и зафиксировал эту расщепленность двух картин будущего.
Дар Ветер, заведующий внешними станциями Великого кольца, галактического братства цивилизаций, в прологе романа включает «вектор дружбы» - «прямое соединение, проводившееся между связанными глубокой дружбой людьми, чтобы общаться между собой в любой момент».75 Дарт Вейдер в «Звездных войнах» включает только «темную сторону силы», зло, вражду и безграничное честолюбие.
Эта метаморфоза может быть точной иллюстрацией механизма идеологического извращения как перверсии плюсов и минусов, переворачивания реальности вверх ногами. Таким же образом утопия как представление о лучшем будущем человечества становится мрачной антиутопией - идеологической страшилкой, мораль которой в том, что «благими намерениями вымощена дорога в ад». Иначе говоря, не нужно лишних фантазий, трансгрессивных мечтаний, опасной свободы воображения. Как говорит один из персонажей фильма Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен» (1979, СССР): «Всё то же самое, но без фантазий!»
75
Ефремов И. Собрание сочинений в шести томах. Том. 3. М.: «Современный писатель», 1992. С. 36.