В свое время Эмманюэль Мунье говорил, что французскому персонализму нужно вырвать Евангелие из рук буржуазии. Сегодня приходится возвращать даже красный флаг, который перестал дразнить быков и рифмуется уже не с цветом крови, но с алыми губками бантиком.
| W \Т 1 1 | |
| ’ Ш гт '1* у ^1 ъш/Щ 1 | |
| \Пя NMrL, | |
| I г | |
| Hi 1 IV. | |
| ШЕЛ2jt ш | clifl - |
| Р-р-революционная реклама губной помады The Only 1 | |
С позиций дискурса Господина - социальная критика слишком серьезное дело, чтобы доверять ее обществу или неуправляемым критикам. В мире постправды, как метко заметил Славой Жижек, танцуют, то есть бунтуют все:
«сопротивляются» все - от геев и лесбиянок до выживающих правых, - так почему бы не сделать логический вывод о том, что этот дискурс «сопротивления» стал сегодня нормой и, по существу, главным препятствием для появления такого дискурса,
который действительно поставил бы под вопрос господствующие
,11
отношения?
Понятно, что «бунт без причины» отличается от осмысленного протеста не эффектной жестуальностью, а наличием твердой политической платформы. Но кто же в наше время составит себе труд разобраться в программных документах политических партий? Кто читает эти длинные строчки мелким шрифтом в подписанных в сердцах трудовых соглашениях с властью?
Вспомним еще, как часто в киномейнстриме мы встречаем негативные персонификации властной иерархии (обычно это
«плохой» вице-президент при «хорошем» президенте),
корпоративного капитала или бюрократии. Понятно, что идеологическим довеском к «критике» выступает торжествующий в финале позитив - в лице упертого копа, честного журналиста, социально ответственного капиталиста и т. п. Ясно также, что самокритика власти производит обезоруживающий эффект на ее оппонентов. Система уже «сама себя высекла», что к этому добавить?
В книге «Чума фантазий» Славой Жижек называет такое
ироническое дистанцирование (например, в ритуалах высмеивания начальства или корпоративных правил
подчиненными) и «критическое отношение» условием особенно прочной связи субъекта с кормящей идеологией. Ведь если отождествление с функцией социального винтика губительно для сознания, то возможность выходить из роли, смеяться над своим положением сохраняет рассудок и закрепляет статус-кво:
Идеологическая идентификация оказывает наибольшее влияние на нас, именно когда мы полностью осознаем, что мы не идентичны с ней, что «под маской» скрывается человеческая сущность с богатым внутренним миром: «не всё есть идеология, под этой идеологической маской я - тоже живой человек»; это именно та самая форма идеологии, которая наиболее «эффективна на практике».7
Так разыгрывается тотальный спектакль политической симуляции: жертвы эксплуатации выступают за привилегии власти, плутократы борются с коррупцией, чиновники изобличают несправедливость общественного устройства...
Ничего не удивляет в театре идеологических метаморфоз, в мизансцене саморазоблачений власти. Инициирующая скандалы и удары по собственной репутации, система лишь усиливает эффект морального превосходства над политическими противниками - не такими свободными, самокритичными, ироничными.
Однако тоталитарной следует считать именно претензию на статус наиболее вменяемой- «лучшей из худших» идеологий. Тоталитаризм пан-иронии разъедает не предмет критики, а институт независимой экспертизы. В современных киносюжетах враг системы - это обычно маргинальный параноик, автор бредовых фантазий о всемирном заговоре или вторжении инопланетян. В социальных сетях теории заговора находят самую благоприятную среду обитания. Как выразился Джеймисон, заговор - это критическая теория для бедных:
Заговор - когнитивное картографирование бедного человека в эпоху постмодерна, вырожденный формообраз тотальной логики позднего капитала, отчаянная попытка репрезентировать систему последнего, неудача которой засвидетельствована ее
13
соскальзыванием исключительно к теме и содержанию.
Впрочем, не бывает дыма без огня - власть безнадзорных монополий, существование секретных пенитенциарных учреждений, экологический кризис и другие любимые темы теорий заговора - всё это не надуманные проблемы. Фигура
Хозяина секретных ключей или образ анонимного Теневого кабинета - это, без сомнения, продукты компенсирующей коллективной фантазии. Но попробуем отделить пламя от чада: