Дрю взялся за мою ступню и начал массажировать. Его пальцы были сильными, и, когда он взялся большими пальцами и ловко потер пятку в том месте, где каблуки брали на себя большую часть моего веса, я слегка замурчала.
— Хорошо?
— Лучше, чем хорошо, — выдохнула я.
После нескольких минут массажа все мое тело расслабилось, а Дрю начал негромко говорить:
— Бэку было пять, когда он попал в аварию с моей бывшей женой.
О, боже.
— Мне жаль. Мне так жаль.
Брови Дрю нахмурились, а затем он осознал, о чем я подумала.
— О, дерьмо. Нет. Я не собирался заставить тебя подумать… он в порядке. Бэк в норме.
Моя рука метнулась к шее.
— Господи, ты чертовски напугал меня. Я думала…
— Ага. Сейчас я это понял. Прости. Он в порядке. Страшно было после аварии, но теперь ты даже не сможешь понять, что он прошел через три операции.
— Три операции? Что с ним случилось?
— Мини-вен доставки врезался в машину Алексы, и она собралась в букву V вокруг фургона.
— Это ужасно.
— Сиденье Бэка и часть двери машины врезались ему в бок, разрезав почку. Хирурги пытались восстановить ее, но из-за расположения и размера разрыва им пришлось удалить часть. В день аварии ему сделали частичную нефрэктомию левой почки.
— Ого. Сожалею.
— Спасибо, — он прервался на минуту и продолжил. — Пока он был в хирургии, медсестры предложили нам сдать кровь. Я чувствовал себя беспомощным и хотел сделать хоть что-то.
— Само собой.
— В любом случае они провели анализ крови и наш с Алексой перекрестный анализ, чтобы узнать, совпадали ли мы, чтобы сдать и сохранить кровь для Бэка. Оказалось, что никто из нас не подходил.
— Я не знала, что бывает так, что ни один из родителей не может стать донором для своего ребенка.
Дрю убил меня взглядом.
— А так и не бывает.
Осознание того, о чем он говорил, заняло несколько ударов сердца.
— Ты узнал, что Бэк не твой сын.
Он кивнул.
— Я был там в качестве донора и был чертовски уверен, что он биологический сын Алексы.
— Не знаю, что сказать. Это отвратительно. Она знала, что ты не его отец?
— Знала. Она этого не признает. Но она с самого начала знала. Бэк родился раньше на несколько недель. Я не задумывался над этим, — он покачал головой. — Если бы не было необходимости в операции, я мог бы так этого и не узнать.
— Господи, Дрю. Ты узнал об этом, пока он был на операции. К слову о стрессе на пике стресса.
— Ага. День удачным не был. Оглядываясь назад, могу сказать, что это был один из череды не очень удачных дней. Следующие несколько дней стали еще хуже.
— Что случилось?
— Мы с Алексой порвали еще до того, как покинули больницу тем вечером. Откровенно говоря, с нами было покончено задолго до аварии. Но у нас с Бэком…
Дрю на несколько секунд отвернулся, и я увидела, как он сглатывает. Я знала, что он борется со слезами. В его руках все еще лежала моя нога, но он перестал двигаться. Я понятия не имела, что собираюсь сказать или сделать, но я хотела предложить ему то утешение, которое могла. Поэтому я села и забралась к нему на колени. Обернувшись вокруг его тела, я подарила ему самые большие объятия, какие только могла.
Через несколько минут я отодвинулась и тихо заговорила:
— Ты больше ничего не должен мне рассказывать. Может, в другой раз?
Дрю подарил мне маленькую улыбку.
— Тот день изменил мои чувства к Алексе, но не изменил ничего в моих чувствах к Бэку. Он оставался моим сыном.
— Конечно.
— В общем, через несколько дней после операции Бэка, у него поднялась температура. Его рана заживала, но было похоже, что ему снова стало хуже. Они назначили ему антибиотики внутривенно для лечения возможной инфекции, связанной с операцией, но те не помогли. Докторам пришлось снова разрезать его и удалить часть почки, которую они оставили. А тем временем другая почка начала проявлять признаки проблем с функционированием. Это на самом деле не редкость после того, как одна почка удалена полностью или частично, другая некоторое время может иметь трудности с правильной работой.
— Бедный малыш. Наверное, ему было так больно. Авария, операция, начало заживления, а потом снова операция.
Дрю тяжело вздохнул.
— Дни, когда он расстраивался, на самом деле больше утешали, чем те, когда он был слишком слаб, чтобы испытывать какие-либо эмоции. Самое худшее ощущение в мире — когда ты смотришь, как там лежит твой ребенок, но не можешь сделать ничего, чтобы помочь.
— Даже не могу представить.
— Еще неделю спустя ситуация не намного улучшилась. Инфекция ушла, но вторая почка так и не начала нормально функционировать. Они начали диализ, который позволил ему лучше себя чувствовать, и он начал выздоравливать, но также доктора завели разговор о том, чтобы включить его в донорский список, если функциональное тестирование покажет снижение результата.
— Люди годами висят в этом списке. А взять пятилетнего ребенка, который временами через день чувствует себя лучше после диализа… Поэтому я попросил их проверить меня на совместимость. И, что удивительно, учитывая, что я не являюсь его биологическим отцом, моя почка подходила. Когда он был достаточно здоров для следующей операции, я отдал одну свою почку, которую они трансплантировали ему с левой стороны, откуда удалили поврежденную. Таким образом, у него было две почки, если бы вторая не заработала, то у него появился шанс, что хотя бы одна из них будет работать.
Я вспомнила о спине Дрю.
— Так вот откуда шрам?
Он кивнул.
— Чтобы сократить и без того достаточно длинную историю, трансплантация прошла успешно, а спустя несколько недель запустилась вторая почка и начала нормально функционировать. Сейчас он здоров как конь. Но тогда было охренительно страшно.
Во всем рассказе было столько всего сложного для восприятия. У меня было много мыслей, но одна выделялась.
— Ты прекрасный мужчина, Дрю Джаггер. И я говорю не о внешности.
Я наклонилась и проложила дорожку поцелуев от начала его шрама и до конца.
— Ты думаешь так только потому, что я опустил часть, где собрал все дерьмо Алексы и вывез его еще до ее возвращения домой, — поддразнил он, хотя я знала, что это не было шуткой.
— Она заслужила. Я бы нарезала дырок в промежностях всех штанов этой тупой суки.
Дрю откинул голову, на его лице было веселье.
— Такой совет для отношений ты бы дала мне, если бы я появился в твоем кабинете в поисках консультации?
Я размышляла минуту. Как бы я поступила?
— Я работаю только с парами, которые искренне хотят, чтобы это сработало. Если бы я услышала твой рассказ, посмотрела тебе в глаза, я бы не взяла тебя в качестве клиента. Потому что фактически я бы дала ложную надежду той половинке, которая действительно хотела положительного результата. Не говоря уже о том, что было бы неправильно брать деньги за что-то, из чего, как я знаю, никогда ничего бы не получилось.
— С тобой такое раньше уже случалось? Были клиенты, один из которых хотел, чтобы это сработало, а второй — нет?
— Случалось. В начале я провожу индивидуальные консультации, так что партнеры могут говорить свободно без боязни обидеть свою половинку. Я обнаружила, что во время таких сеансов произносится больше правды, чем в других ситуациях. Когда я только начала, у меня была пара, прожившая в браке двадцать семь лет — состоятельная, очень социально активные люди с двумя взрослыми дочерями. Мужчина был геем и жил той жизнью, которой, по своим ощущениям, должен был жить, потому что вырос с ультра консервативными, религиозными родителями. Это отняло у него много времени, пока ему не стукнуло пятьдесят два, но он вылез из раковины и сказал своей жене, что им следует расстаться. Он чувствовал себя ужасно и вынужден был оставаться, потому что любил ее, только не так, как стоит мужу любить жену. Я посоветовала им разойтись и помогла ей пройти через это.