Впервые я почувствовал надежду. Уоллифорд никогда не раскрывал своих истинных мыслей, и я предположил, что он влюбился в южное очарование, которое Алекса щедро распространяла с первого дня. Но то, что вылетело из его рта дальше, еще больше шокировало меня.
— Мистер Джаггер, я хотел бы поблагодарить вас за вашу преданность юному Бэккету. Понятно, что вы любите и заботитесь о ребенке, несмотря на то как все могло сложиться с результатами теста на отцовство несколько лет назад.
Внутренне я подскочил вверх и вытянул кулак, но каким-то образом мне удалось изобразить смирение.
— Спасибо, ваша честь. Эти слова из ваших уст значат очень много.
— Точно. Что ж, как было сказано, давайте вернемся к делу, запланированному на сегодня. По ходатайству миссис Джаггер об опеке я не нахожу никаких обстоятельств, которые бы требовали изменения. Порядок посещения Эндрю М. Джаггером настоящим подтверждается без изменений.
Он посмотрел на Алексу.
— Миссис Джаггер, тот факт, что ваше ходатайство об увеличении опеки было подано с целью позволить мистеру Бодину начать посещать вашего сына, является шагом в правильном направлении. Однако не остается незамеченным тот факт, что мистер Бодин ни разу не появлялся на этих заседаниях. Откровенно говоря, отсутствие у него интереса и участия заставляет меня сомневаться в его приоритетах и желании занимать какое-то место в жизни сына. Несмотря на это, он отец мальчика, и я собираюсь предоставить мистеру Бодину некоторые посещения. Но время будет взято из вашего времени с сыном, а не времени мистера Джаггера. Настоящим суд удовлетворяет ходатайство Леви Бодина об опеке в размере восьми часов в неделю. После того как отношения будут установлены, и мистер Бодин докажет суду свое желание участвовать в жизни его сына, я рассмотрю возможность дополнительных посещений. Тем не менее, это, вероятно, также будет взято из вашего времени, миссис Джаггер.
Я стоял перед судом совершенно ошарашенный. Мысленно, я прорывался сквозь желтую ленту на финише с поднятыми руками, закончив почти четырехнедельный марафон, который бежал. Я просто не мог поверить, что выиграл.
Позади меня Роман издал победное «да», а я стоял ошарашенный, чувствуя, словно это сон, и в любую секунду я могу проснуться, тогда кошмарная реальность ударит меня.
Затем судья Уоллифорд подытожил:
— Наконец, что касается встречного иска о принудительном переселении Алексы и Бэккета Джаггеров домой в Нью-Йорк, он отклонен.
Погодите. Что?
— Ваша честь, если я сохраняю свои посещения, как вы можете отклонить мое ходатайство о возвращении моего сына домой?
— Разве это не очевидно, мистер Джаггер? Ваш сын будет здесь, в великом штате Джорджия. Вам стоит подумать о переезде.
Он стукнул молотком и встал, чтобы покинуть зал суда.
— Чушь собачья! У меня в Нью-Йорке практика. А у Алексы здесь даже нет работы.
Уоллифорд застыл на полушаге.
— Употребление такой речи в моем зале суда обойдется вам в тысячу долларов. Вам не нравится мое решение? Можете подать апелляцию.
***
Я схватился за стену уборной, чтобы продержаться как можно дольше в вертикальном положении и помочиться, а затем, спотыкаясь, прошагал назад к барному стулу. Галстук и пиджак бог знает где, молния все еще расстегнута, рубашка наполовину выправлена — я выглядел так же паршиво, как и чувствовал себя.
— Я возьму еще один со льдом, — я подвинул бармену свой бокал из-под коктейля. Он посмотрел на Романа, а потом на меня. — Ты должен спросить разрешения у папы или что? Просто дай мне чертову выпивку.
Я упоминал, что, когда напьюсь, я еще больший козел, чем обычно?
Мой телефон запрыгал по стойке. Эмери. Она звонила уже третий раз. И третий раз я не отвечал.
— На этот тоже не ответишь? — спросил Роман.
Я пробормотал:
— Какккая разззницаа?
— Как насчет того, чтобы позволить леди спокойно спать этой ночью? Господь знает, у тебя сон будет замечательным, когда ты упадешь в обморок к пяти утра, эгоистичный ублюдок. — Роман отпил пива и поставил его на стойку. — Она любит тебя. Ты заставишь это заработать.
— Заработать что? Все кончено.
— О чем ты говоришь? Не будь идиотом. Она — первая женщина, в которую ты влюбился на моих глазах. Как долго мы дружим?
— По всей видимости, слишком долго, если ты собираешься отчитывать меня.
— Что я говорил тебе в задней части церкви как раз перед твоей женитьбой на Алексе?
В том состоянии, в котором я находился, большая часть моей жизни была размыта, но то утро было кристально чистым в моей памяти. Я не один раз думал о том, как Роман предложил мне ключи от своей машины, чтобы я свалил.
— Машина сзади, если ты хочешь свалить, — сказал он. Когда напомнил ему о том, что Алекса носила моего ребенка, и я поступал правильно, он сказал: — К черту правильные поступки.
Бармен принес мой напиток, и раз уж я все еще был в состоянии помнить ту часть своей жизни, которую не имел желания вспоминать, то быстро высосал половину бокала.
Затем повернулся посмотреть на Романа, ладно, на двух Романов.
— Ты никогда не говоришь «Я же тебе говорил».
Он покачал головой.
— Не-а. Не скажу, если ты не последуешь моему совету и не разберешься с Эмери. Не люблю тыкать в лица людей их плохим выбором.
— Иногда выбор обусловлен обстоятельствами.
Роман хмыкнул.
— Это бред и тебе это известно, — он сделал паузу. — Помнишь Нэнси Ирвин?
Мне потребовалась минута, чтобы пробраться к глубинам сознания сквозь замаринованный алкоголем мозг.
— Девочка с ветрянкой?
Он указал на меня пивом.
— Именно.
— И что с ней?
— Помнишь о пакте, который мы заключили? Никогда не ухаживать за одной и той же девушкой?
— Ага.
— После того как переедешь в Атланту и оставишь Эмери с разбитым сердцем, потому что ты слишком туп, чтобы придумать способ, чтобы это сработало, я буду там, поддержу ее… среди прочего. Расплата та еще сука.
— Пошёл ты.
— Какая тебе разница? Она просто киска для твоего развлечения. Не стоит твоих хлопот.
Как будто по сигналу, мой телефон засветился именем Эмери, сообщая о принятом сообщении. Я схватил его и свой напиток из бара и встал.
Покачиваясь, наклонился к другу.
— Пошел ты.
Затем я поковылял в поисках отельного лифта.
Глава 41
Дрю
Если бы я только мог вскрыть себе череп и выпустить парочку маленьких барабанщиков из ловушки, тогда у меня был бы шанс встать с дивана.
Просто чудо, что я вообще попал в самолет. Этого бы никогда не случилось, если бы не Роман, который вытащил мою похмельную задницу из гостиничного номера в шесть часов утра.
Сейчас был обед. Я дома уже час; наконец отрастив яйца, ответил Эмери.
Я написал сообщение.
Ага. Яйца. Как же.
И я солгал.
Это было не впервые. И точно не в последний раз.
Дрю: Прости за прошлый вечер. Был болен как пёс. Отравление. Полагаю, плохие суши.
Сразу же запрыгали маленькие точечки.
Эмери: Просто рада, что ты в порядке. Я волновалась. Что произошло в суде?
Принятие правды означало бы, что надо переходить к действиям, а я был еще не готов.
Дрю: Судья отложил вынесение решения до следующей недели.
Эмери: Вздыхаю. Ладно. Что ж, наверное, это хорошо. Он на самом деле внимателен.
Я мог быть хреном, когда она пыталась оставаться позитивной.
Дрю: Возможно.
Эмери: Когда ты возвращаешься?
И вот когда я начал ощущать себя полнейшим дерьмом. Одно дело было не рассказывать ей о решении. В своей голове я мог бы оправдаться тем, что не хотел причинять ей боль, но сидеть наверху и лгать, когда она, вероятно, внизу отвечала на мой телефон… это было просто трусостью.