Гуманы вяло, с качественно тупым безразличием, пережевывали мощными челюстями, какую - то, жвачку. Возможно консервированную, возможно, человекоподобную, возможно, надоевшую и жилистую. А справа от них, застыло по стойке смирно худосочное и узкоплечее «чудо».
А я в чудеса не верю. Отучили. Но чудеса в моей жизни, все-таки, регулярно случаются. Вот одно из них и случилось. Видимо, было где-то неподалеку. Пусть и выглядело случившееся «чудо» немного дебилом, немного имбецилом, оно уже было рядом, здесь, перед глазами, и оно было здорово и нестерпимо счастливо, потому что «случилось». Так иногда бывает, даже в самой крайней, «запущенной» стадии дебилизма, когда уже ничего нельзя сделать при помощи лекарств, но можно, переступив через закон и сострадание. Что-что, но жалким оно, это чудо, не выглядело. Ничего с него не текло и не капало. С него, вообще, ничего наружу не выпадало. И как раз это и казалось самым странным. Должно было сыпаться, как из Рога Изобилия, и течь, как из канализации.
Перед тем, как это «нечто» заговорило, я успел немного оглядеться.
Кашляя, я все же упорно вглядывался в этот здоровенный ангар с «гробами». Ничем другим, эти пластиковые параллелепипеды с длиной чуть более двух метров, шириной сантиметров, эдак, в семьдесят и высотой в сорок сантиметров, быть не могли. Да и не старались. Лежали они везде, аккуратно сложенные, куда не посмотри, и их было много. Много, лежащих в штабелях, как брошенные железнодорожные шпалы на разъездах, но маркированные, как гробы. Цифирью и доисторической письменностью. В общем, гробы с гробами, и люди с бигудями.
Из них, деловито и сосредоточенно, доставали мертвецов, пусть вялых, но все еще доступных для реанимации, которую тут же, не отходя далеко от кассы, и проводили. Американское кино и негры. Люди, уложенные в рядок, оживали неохотно и сразу, после оживляжа начинали кашлять и страдать, с заметным усилием втягивая в себя воздух и англоговорящие ругательства.
Рядок за рядком их выкладывали, с последующим оживлением, некие индивидуумы в темно-зеленом. При помощи погрузчика, они стаскивали из стопки на свободное пространство шпалы-гробики, а затем снимали с них крышки и вынимали содержимое. Что называется «весело» и что называется « в самом разгаре». Не хватает только клоунов и воздушных шариков. Остальное все есть.
Эти «гоблины» вытряхивали людей и цепляли им на шею ремешки, здорово похожие на совершенно стандартные ошейники, по виду, так совершенно «собачьи», но может быть и какие-то другие, для чего-то более веселого и жизнерадостного.
Жаль. Далековато было до них и видно плохо, но общее представление о происходящем я, так сказать, получил. Так сказать, сориентировался на местности. И только я подумал: а зачем нам такое кино? и почему мне это, так не нравится? а так же, где я очутился и что теперь делать? - как «чудо» открыло рот и монотонно стало вещать. Языковой движок «От Катерины», тот который, как от пьяной в дрыбодан бабы. Слышно его было хорошо, очень хорошо, что характерно. Но многое из того, что он произносил, в голову, почему-то не умещалось или умещалось, но с трудом, с допусками и ограничениями. По отдельности же, все слова казались, вполне понятны, но вот смысл, все-таки, как-то ускользал, как-то скользил и скатывался в туман.
- Слушайте внимательно! Вы все - рабы! А Наш Хозяин - Благословенный Кэр Сунь Дар! - у этого мальчика, просто талант чревовещания. Редкий.
- Только от Него зависит, будете ли вы жить! Только Он решает, когда вам умирать! Только Ему доступна благодать Решения! Только Он знает, кто вы есть, и кто вы будете! - при такой, слабо интонированной речи, просто удивительно чувствовать заглавные буквы. Всем своим нутром ощущать те самые, значимые слова, что особенно важны в этой никчемной жизни.
- Слушайте внимательно, потому что от этого зависит, сможете ли вы выполнить волю Хозяина, выполнить волю Великолепного Кэр Сунь Дара и выполнить ее достойно! Достойно для того, чтобы Он, в милости Своей, сохранил вам жизнь и позаботился о вас, - когда-то я работал на заводе и сколачивал деревянные ящики железными гвоздями, поэтому, имею некоторое представление о работе молотком. Четко, размеренно, с минимумом усилий и точно по шляпке. После того, как отобьешь двадцать первый палец в надцатый раз за смену, к тебе сама собой приходит нужная легкость и размеренная неторопливость ударов. Четких и выверенных, равнодушных.