- Отчетливо понял, кэп.>
А нам просто повезло. Всем. Всем, кто остался жив. Глупо, абсурдно, нереально. А остальным - почему-то нет. И никто никогда не сможет объяснить выжившим, почему они остались живы. Слепой случай, везение, удача. Ничего более.
Когда нас нашли эти бронированные ребята, от всех нас осталось совсем немного. И в прямом, и в переносном смысле. Особенно в переносном. От всех «нас» осталось всего семеро. Шесть в ошейниках высшей защиты, а один, наш Серж, просто в хорошо промятых латах. Он все еще дышал, наш душка «серж», тяжело дышал, только латы его скрипели еле слышно. И все. Один безрукий, двое безногих и четверо никаких. Каждый из нас хорошо понимал, что это - ни с чем несравнимая, сумасшедшая удача. Тупая и невероятная, как ставка, куда не глядя, на что бог пошлет.
Я мало чего успел запомнить из этого кошмара. Жуки нас штурмовали с огоньком и немалой выдумкой. И, если бы, я, хоть на мгновение отвлекся, да задумался, попытался бы тогда, хоть что-то путное понять, стал бы размышлять о том, откуда взялся весь этот «сюр», весь этот бесконечный триллер в жеванном блокбастере и сверхбыстром шуттере, меня бы здесь уже не было. Я бы остался там, с ребятами. И не факт, что мне повезло больше, чем им.
Помню непрекращающийся вой, вспышки плазменных и шоковых гранат (это - как и куда крутить), летящие во все стороны шарики огня и куски плоти, сминаемые металлоконструкции, пропарываемые костяными мечами стенки контейнеров, ну и - такая разнообразно одинаковая смерть ребят. Тех, кого я успел заметить в момент смерти, кто был рядом со мной. Думаю, что с остальными было примерно также. Все мы стреляли, кидались «шариками», перезаряжались и снова стреляли.
Все тоже самое, что с нами делали и жучки.
«Каюк» накатывался волнами, забирая с собой ребят по случайному, одному ему понятному, выбору. В общем, того, что я запомнил - много больше, чем мне бы хотелось помнить. Намного больше. Нас давным-давно выдавили к чертям со склада, вынесли из коридора между складами и загнали в этот тупичок, где все мы ждали «Окончательного Полярника и Последнего Каюра». По паре обойм и по одному шарику на каждого живого. Пара минут.
И тут появились эти ребята. Появились и погнали нас, как скот, безучастных, отупевших. Сквозь бесконечную череду разнообразных и одинаково унылых складских помещений к неведомой нам цели. Погнали всех и лежащих тоже. Тех - понесли. Дважды еще к нам подгоняли остатки других групп в собачьих ошейниках. Людей с пустыми, выцветшими глазами. А мы все бежали и бежали, пока нас не загнали в какой - то железный пенал. И здесь я тупо заснул. И снился мне чудный сон, с сопливым и голубоглазым мальчиком, который стоял и смотрел на меня, так выразительно, так жалобно. Смотрел и тихо шевелил губами.
< - Докладывай.
- Нашли живых! Их здесь много! И много чего еще нашли. Здесь столько всего, кэп, столько...
- Эй. Помошшшничек! У тебя три четверти такта, чтоб вернуться на кораблик. Понял?
- Да ты чего, кэп? Здесь же всего столько...
- Жукам оставишь. Пусть порадуются. Вали оттуда, я сказал! Только что зафиксирован массовый выход. И это - Рой. Свеженький Рой, если ты еще не понял?
- А...
- Б... и б... Все. Сваливай! Время пошло. Я никого ждать не буду, б...>
...И тут я очнулся. И вы бы очнулись, когда по ребрам проходятся грубым тупым предметом. Ногой, что ли? Не раскрывая глаз, я сорвал плазменную гранату, одним движением активировал ее и только потом, посмотрел, куда ее швырнуть. Жуков не увидел. Увидел бледную перекошенную рожу гуманоида. Отменил активацию, убрал гранату, закрыл глаза и заснул. И снова проснулся! От того, что кто-то шарит у меня по поясу! Попытался вслепую схватить эту наглую руку, не получилось, разлепил глаза и посмотрел на этот «будильник с ножками».
- Чего же тебе все неймется, тварь позорная, - голос здорово просел, и вышло какое-то шипение, а не членораздельная речь. Но я пока не особенно расстроился, я в этот момент нашаривал автомат и переводил его на автоматическую стрельбу. Жаль не успел. Руку вместе с автоматом прижали к ребристому и холодному полу. И вот это мне уже совсем не понравилось. И я ударил свободной рукой, без замаха, из неудобного положения, и, разумеется, попал, но по шлему. Это дико неприятно с размаху садануть в шлем голой рукой. Слабой человеческой рукой. От боли я уже окончательно расстроился и, заорав, поджал ноги в коленях, а потом их резко распрямил. Тушу, нависшую надо мной, подбросило, жаль, что не сильно. Автомат остался прижатым. Не освободило.