— Зайдем, — сказал Миша-ангел. — Все-таки не чужие.
Они зашли на детскую площадку и с трудом забрались в небольшой фанерный домик. Егоша боялся, что вот-вот появится настоящий сторож и их оттуда погонят. Но Миша-ангел как всегда знал, что к чему, — их никто не тревожил. Кажется, пошел небольшой дождь, запахло сыростью и грибами. Свежий, человечный какой-то запах. Оба сидели скрючившись, и коленки Егоши упирались в острые коленки Миши-ангела.
— Хорошо пахнет, — сказал Миша-ангел и добавил скорее утвердительно, чем с вопросом: — Ты любил мать.
— Любил, — сказал Егоша.
— Конечно, ведь она у тебя была. — Миша-ангел еще больше согнулся и приблизил к Егоше свое лицо, блекло-голубые выпуклые глаза, которые прямо сейчас, на глазах у Егоши, подернулись влагой: — А у меня не было матери! У таких, как мы, матерей не бывает, — голос его дрогнул.
И замолчал. И Егоша молчал.
— Когда у таких, как мы, рождаются дети. Это редко бывает. Но все-таки бывает. Мы их даже не видим.
— Почему? — не удержался Егоша.
— Это не обсуждается. Отправляют куда-то. Понятно. Все на высшем уровне. Точно не знаю. У меня еще не было детей.
— У тебя будет ребенок? — вдруг догадался Егоша.
— Пока это еще можно скрыть.
— А потом?
— Как положено. Мы его даже не увидим. Я-то ничего. Машка колбасится. Ты же ее знаешь. Она без удержу. Прямо какая-то сумасшедшая стала. Я что подумал, может, подбросить его тебе?
— Как? — удивился Егоша.
— А вот так.
— Не боишься?
— Боюсь, конечно. Просто у вас колбасня — отпуск закончится, увидишь — ну и у нас, соответственно, колбасня, под шумок, может, проскочим.
— А если не проскочим?
— Тогда по шапке.
Помолчали.
— Что молчишь? — спросил Миша-ангел.
— Не знаю, — сказал Егоша. — Странно как-то.
— Да нормально все сделаем. Отправим его в Дом ребенка, бумаги оформим… на твое имя.
— На мое имя? — совсем уже растерялся Егоша.
— На чье же еще? Ты же будешь растить.
— Я?
— Опять двадцать пять! Как надо, так и сделаем! Время придет — я тебе свистну. Конечно, можно было бы его и там оставить, в приюте. Как-то бы выкарабкался. Мы с Машкой уже и этот вариант перетерли. Другое дело — с тобой, спокойней. Пиши заявление. — и Миша-ангел ловко сунул Егоше лист бумаги и ручку, и даже подложил под него — для полного удобства — блокнот, из которого этот лист был вырван.
— Пиши! — сказал Миша-ангел. — Заявление. Я, такой-то, такой-то… номер паспорта.
— Я не помню номер своего паспорта. — сказал Егоша.
— Как это, не помнишь номер своего паспорта?! — возмутился Миша-ангел. — Куда же это годится? — Но тут же продиктовал Егоше его номер паспорта. — …Прошу передать мне для усыновления ребенка мужского пола.
— Мужского? — переспросил Егоша.
— Мужского. Щас! Мы с Машкой не знаем, какого пола у нас ребенок!
Миша-ангел аккуратно сложил Егошино заявление и спрятал у себя на груди.
— Время придет, я тебе свистну.
— А жена? — спросил Егоша.
— С женой уже сам разбирайся.
Пятясь, на четвереньках они выбрались из фанерного домика и пошли по дорожке к выходу. Миша-ангел шел сгорбившись и выглядел вдруг таким усталым, что Егоше сделалось его жалко.
— Ничего, — сказал Егоша. — Как-нибудь решим этот вопрос.
— Уж постарайся, — сказал Миша-ангел.
В тот же вечер он приступил к разговору с женой.
— Знаешь, — сказал Егоша. — Надо нам взять на воспитание еще одного ребенка.
— Ты что, с ума сошел?! — закричала жена. — Мало тебе дочки?
— Дело совсем не в этом, — заметил Егоша, — просто мы не мещане. Это, можно сказать, вклад в общество.
— Чушь какая! Нужны мы этому обществу!
— Мы, может, и не нужны. Но нам общество нужно.
— Это большой вопрос!
— Это не вопрос, а ответ. Чем лучше обществу, тем лучше нам. Помочь сироте — это благородно.
— Благородный ты наш! Всех сирот не согреешь!
— Я не говорю — всех. Хотя бы одного.
Жена рыдала, грозила разводом, звонила матери, собирала вещи — Егоша не отступал. И только уже вечером, напившись всевозможных лекарств, она как-то успокоилась и подумала трезвым умом — муж-то он неплохой, деньги приносит, не пьет, не курит, не гуляет. Ну, с мухами, конечно, в голове. А кто без мух? Только у каждого — свои. А она? Кому она-то нужна? Волосы жидкие, тусклые… в углах глаз гусиные лапки, поправилась на семь килограммов! Так что, всхлипнула еще пару раз… и заснула.