Но сам тихо заперся в ванной и позвонил в Дом ребенка.
— Не было у нас такого, никогда не было, — ответил властный смутнознакомый голос. — Мужчина, не дурите мне голову.
Что удивительно — никто не звонил из детского сада, да и вообще никто о Гаврилке не спрашивал, ни соседи, ни знакомые, как будто действительно не было такого.
Жена пролежала на кровати вот так — в одежде, скрестив на груди руки и не двигаясь, несколько дней, а потом поднялась и стала жить дальше, только стала как-то задумчивей. Вот делает что-то по хозяйству, а потом вдруг остановится и задумается.
— О чем ты думаешь? — спросит ее Егоша.
— Не знаю, — ответит жена рассеянно.
И стоит. И все думает о чем-то.
Егоша очень ее жалел и злился на Мишу-ангела из-за всей этой истории. Даже из вызова хотел выбросить флешку, но так и не выбросил. Только дочка прямо-таки расцвела, стала даже лучше учиться и немного пополнела, что при ее абсолютной худобе было вовсе неплохо.
3
И шла себе жизнь. Если не заглядывать в календарь да на улицу, на сменяющие друг друга времена года — так и непонятно для Егоши как. А может, она совсем и не идет, эта жизнь, стоит себе на месте, а идет только то, что ее окружает. Информацию для Миши-ангела он давно наловчился перекачивать на флешку, не прочитывая и не просматривая, грохотал где-то вроде бы большой, сложный мир со всеми его ужасами и страстями, накатывал волнами, ну и пусть его. На работе все шло как заведено. Как-то Егоше предложили еще одно повышение, но это было связано с освоением нового, с лишними волнениями, и он, ничего не говоря жене, отказался, как отказался в свое время приобретать и водить машину. В личном же, маленьком его пространстве почти не было перемен. Перегорели и были заменены утюг и электрочайник, жена купила новое пальто. Как-то Егоша увидел в углу зала свисающую паутину. Он взял веник и старательно ее смел — тоже ничего не сказав жене.
Подросла дочь. Для Егоши это был удар. Он увидел вдруг, как ходит рядом с ним по квартире, может, и не красавица, но вполне себе симпатичная, незнакомая юная женщина. А у жены на туалетном столике появилась краска для волос — она стала закрашивать седину. Егоша не мог закрашивать седину и только с недоумением смотрел на седую прядь на своем виске. Откуда и почему так быстро? Ведь еще вчера, да, вчера. А, да что вспоминать.
— Что же такое жизнь? — думал Егоша. — Что же она такое? Водить или не водить машину? Рожать или не рожать детей? Получать или не получать повышение по службе? Делать или не делать ремонт, чтобы с потолка не свисала паутина? И если бы не часы, не календарь, не времена года, все было бы уже совсем странно. Хотя нет, с другой стороны, они еще больше запутывают, потому что идут по кругу.
Миша-ангел давно не появлялся, так что обида на него у Егоши как-то улеглась. Не то чтобы он хотел его видеть, просто вспоминал о нем без прежней досады.
Как-то Егоше стало плохо на улице. Уже за неделю до этого он почувствовал, что с ним что-то неладно. Временами сильно колотится сердце и на какой-то момент ноги становятся как не свои. Такое накатывало и проходило, и он быстро об этом забывал. А тут просто упал. Потом говорили, что он побледнел и захотел сесть на ближайшую скамейку, но до скамейки не дошел, а упал рядом. Одет он был прилично, так что никто не принял его за алкоголика. «Мужчине плохо!» — закричали какие-то сердобольные женщины и вызвали «скорую помощь».
Егошу везли на каталке, а рядом шел Миша-ангел.
— Это не по правилам, — говорил Миша-ангел ворчливо.
— Ты по правилам, — отвечал Егоша даже как-то по-детски. — Ты же мой ангел, ты меня бросил!
— Тут бросишь! — огрызнулся Миша-ангел. — Думаешь, мне не влетело? Еще как влетело! Я до сих пор под надзором. Еле сюда добрался! Машке-то еще ничего, все-таки — мать, все-таки — культ. А мне по первое число! Что, сам не мог проследить? К врачу вовремя? Таблетки попить? Не мог? Потом, я тебе говорил, наше время и ваше время не совпадают.
— Просто у вас нет часов и календаря, — сказал Егоша и отключился.
Егоша проснулся поздней ночью. Узкая полоска света под дверью обозначала освещенный больничный коридор. На соседней койке кто-то бормотал, подхрапывал, а временами, казалось Егоше, даже плакал. Спать не хотелось, Егоша лежал с открытыми глазами и пытался о чем-то думать, поймать хоть какую-то мысль, но это ему никак не удавалось.
— Вы не спите? — спросил слабый голос.
— Нет, — сказал Егоша.
— И я не сплю. — голос смолк ненадолго, но потом послышался снова: — Вы смерти боитесь?
— Не знаю. — сказал Егоша задумчиво. — Я еще не умирал.