А Егоша остался. На диванчике. В конце длинного больничного коридора, куда выходили двери палат. Егоша был в белом халате, а в этот вечер дежурила новая медсестра, которая приняла его не то за медбрата, не то за кого-то еще, так что она Егошу не выгнала. И Егоша все сидел и сидел. Порой задремывал, а потом опять встряхивался, открывал глаза и видел все тот же мглистый ночной больничный коридор.
Где-то после двенадцати Егоша вдруг дернулся всем телом и широко открыл глаза — по коридору, от самого дальнего его конца, шел очень высокий, поблескивая золотыми кудрями, светясь нежным лицом и такой, такой знакомый. Вот он вошел в палату, в которой лежала жена Егоши, — сколько он там пробыл, Егоша не понял, у него просто перехватило дыхание, возможно, это и было время одного вдоха, — потом вышел и стал быстро удаляться, почти лететь, и чем дальше удалялся, тем ярче светилось его тело, в конце концов превратившись в светящуюся точку.
— Что вы здесь делаете? — вдруг накинулась на него медсестра. — Уходите! Здесь не положено!
— Ухожу, — сказал Егоша покорно.
На другой день вся больница говорила о том, что тяжело, можно даже сказать, смертельно больная женщина проснулась утром здоровой, попросила поесть, а потом — домой.
Егоша почему-то чувствовал, что вот-вот и Миша-ангел объявится. И он объявился в самый вроде бы неподходящий момент.
Жена Егоши уже выписалась из больницы, но на работу еще не выходила и в магазин тоже не выбиралась, так что делал это Егоша. И вот как-то он отправился в магазин, взял все что надо, выстоял небольшую очередь в кассу, расплатился и уже пересчитывал сдачу, как рядом появился Миша-ангел. Довольно возбужденный. Впрочем, в таких случаях он всегда был немного возбужден — наверное, все эти «переходы» были непростым делом.
От неожиданности Егоша спутался и начал считать сначала, спутался снова, уронил какие-то копейки, стал собирать. В очереди от нетерпения зашикали.
— Все нормально, не суетись, — сказал Миша-ангел и даже помог эти копейки собрать.
Пошли к выходу, Егоша тащил тяжелый пакет с продуктами.
— Я еле-еле отделался, — начал Миша-ангел ворчливо. — Так на тебе — Гаврила!
— Ты хотел, чтобы моя жена умерла? — спросил Егоша с угрозой.
— Нет, конечно. Да нет. — заговорил Миша-ангел довольно фальшиво. — Что это ты. Нет, конечно. Я им горжусь. Просто ты пойми. Где ты и где мы?
— Понял, — сказал Егоша. — Я рад, что моя жена не умерла.
— Я тоже.
На улице был ветер. Волосы на голове Егоши растрепались.
— Ты совсем седой, — сказал Миша-ангел.
— Наверно, — сказал Егоша.
Какое-то время шли молча. Тяжелая сумка оттягивала Егоше руку. Миша-ангел что-то насвистывал.
— Мы — ребята неплохие, — заметил Миша-ангел. — Ты же знаешь. Просто любить, как вы, не умеем. Как это?
— Сам не знаю, — сказал Егоша.
— С твоей внучкой все хорошо будет.
— Я надеюсь, — сказал Егоша.
— Да и с тобой все нормально.
— Посмотрим, — сказал Егоша. — Поживем — увидим.
— До срока, — сказал Миша-ангел. — Я имею в виду — до срока.
— Я понял, — сказал Егоша.
Миша-ангел остановился.
— Ладно, — сказал он вдруг. — Достал ты меня! Так достал! Ты ж мне все-таки не чужой! Смотаемся по-быстрому.
Машка в громадном мужском свитере и спадающих мужских шлепанцах жарила оладьи. Пахло горелым маслом.
— О! — сказала она, завидев Егошу, и, оторвавшись от своего занятия, поцеловала его в голову, как ребенка. — О!
Миша-ангел схватил оладью прямо со сковородки и запихнул в рот.
— Гаврила не появлялся?
— Так он тебе и появится.
— Совсем поседел, — сказала Машка, с сочувствием поглядывая на Егошу.
— Я ему говорил, — сказал Миша-ангел, хватая со сковородки другую оладью и запихивая в рот. — Я ему даже нашу пробирку показывал. Его время и наше не совпадают. Не понял.
— А что тут понимать? — сказала Машка. — Мошки такие, маленькие-маленькие бабочки. Машут крылышками, гонят ветер. Вот тебе и все время. У вас машут, а у нас — нет, — и Машка захохотала.
— Понял? — спросил Миша-ангел.
— Нет, — сказал Егоша.
— Ну, мы двинулись, — сказал Миша-ангел.
— Ой, схлопочешь, — сказала Машка. — Ведь опять схлопочешь!
Комната, в которой они оказались, точь-в-точь напоминала приемную самого Егошиного начальника, у которого Егоша бывал, но очень редко. Только секретарша была другая, не секретарша, а секретарь. Егоша его узнал — тот самый, с бородой, в свитере и джинсах, который был вместе с «высокими» и даже Егошу защищал.