Антонович вновь достал бутылку и прикинул остаток водки:
- Ещё на разок, грамм по пятьдесят осталось. Давай, братец ты мой, верно, закругляться! Засиделись мы с тобой! Пора и честь знать! Ну, вот и все! Положи эту посудину ко мне в каталку - хорошая бутылка, с пробкой винтовой, сгодится в хозяйстве и стакан туда же, - старик собрал в газету все наши окурки, яичную скорлупу и положил мусор в земляную ямку, плотно привалив её дерном. Потом утрамбовал землю руками, заботливо разгладил траву на срезе от ножа, приподнял её за стебли и заулыбался: - Ну, вот и порядок! Будто ничего и не было!
Я уже подсадил его в коляску, но тут вспомнил про свой садок с рыбой и удочки:
- Антоныч, рыбки-то возьми!
- Вот спасибо, братец! А я уж думал, что ты мне не предложишь.
- Забыл про рыбу с твоим рассказом, прости!
Я стал выбирать ему из садка самых крупных карасей.
- Не-е! - запротестовал Антонович, - этих домой неси - похвалишься, а мне вот этих набери с десяток «сковородников», мелочевки, с ладонь. Приеду, прикажу Шурке зажарить! Их, если хорошо на чугунной сковороде прожарить до хрустящей корочки, то в них ни одной кости не остается, все развариваются. Просто бери, ложи на хлеб, как колбасу, делай бутерброд и ешь. А сладки, а вкусны! Ты, гляди, они ещё, суки, живы! С меня пример берут, паршивцы! Живут ни благодаря чему-то там, а вопреки всему. Уважаю таких! За рыбку спасибо, удружил! Бывай, братец!
Он лихо покатил по барскому саду, налегая по очереди на рычаги своей каталки, словно взялся за весла, только выцветшая на солнце кепка замелькала между деревьев. Я долго смотрел ему в след, на удаляющуюся от меня в сторону кладбища спину: может, оглянется? Нет, не оглянулся! Нырнул в густую деревенскую зелень и пропал.
Я сорвал с китайки несколько зеленых яблок, посмотрел на них, но так и не решившись отведать невызревшей кислятины, бросил на землю и зашагал в противоположную сторону.
Около моего дома тоже был пруд - Тарелка! Говорят, что в прежние времена, «до исторического материализма» Тарелка была выложена мрамором и имела идеально круглую форму. Потом «графское отродье» было выведено за скобки рода человеческого и на берегу пруда построили кузницу. Тарелка заросла лозами и заполнилась всякими отходами «кузнечного дела»: кабинками от машин, конными греблями, сенокосилками, возможно, теми до которых не успели дойти «золотые ручки» Антоновича. Разумеется, что никаким мрамором здесь больше и пахло. Караси в этом пруду были, но шли в основном в вершу и то зараженные рыбьим клещом.
Я решил «взбодрить» своих карасей и опустил их с берега в воду, как раз со стороны бывшей кузницы. Выждав с минуту, я поднял садок - караси в садке зашевелились. Я опустил садок глубже, и подержал дольше в воде. Рыба моя ожила, забилась, забрызгалась водой. Потом я погрузил в воду весь свой улов на всю длину шнурка, сделал несколько полоскательных движение, и хотел, было, заканчивать реанимационную работу, как вдруг почувствовал, что мой капроновый садок за что-то зацепился. Я потянул - вправо, потом - влево - эффект был нулевой.
Меньше всего в тот день мне хотелось раздеваться и залезать в воду, помня о том, что все дно этого пруда было усеяно, боронами, косами, обрезками арматуры. Я дернул садок на себя, и он легко пошел вверх, и чем выше, тем легче. Когда я достал его, то с удивлением обнаружил, что в нем расползлось по шву дно, и кроме крапивы Антоновича в садке ничего не было. Откуда-то из зеленой мути пруда всплыли несколько дохлых карасиков, видимо, им была не судьба пережить тяготы этого путешествия. Остальные же караси просто переменили место жительства из лесного водоема (провинции) переехали в графский пруд.
Что тут скажешь? Ничего! Мне оставалось только грустно вздохнуть и вымолвить с печальной укоризной неизвестно кому: «Эх, жизнь!»
Эпилог
Весна в тот год выдалась как на заказ. Она сразу же пересилила зиму, положила на обе лопатки и взяла окончательный верх. Уже в середине апреля на дорогах пыль стояла, а в начале мая крестьяне начали огороды под картошку пахать и культивировать. Взорвалась уставшая от долгой зимы земля буйным цветом. Как-то все сразу зацвело: и черемуха, и сирень, и яблони с вишнями. Теплынь несказанная!