- Как же так?!
- А какой смысл в моей работе, если мои пациенты, после этого стреляются?
- Зинаида Аркадьева, родненькая, да войдите же вы в моё положение, как же мне жить-то без ног?! Петь возле церкви Лазаря? Кому я нужен? Матери только лишняя обуза - горшки за мной выносить. Да за меня за такого замуж не пойдет - ни рябая, ни кривая, ни горбатая, старухи немощные и те станут морды воротить, - я так ей говорю, а у самого слёзы по щекам катятся.
Та засмеялась, присела ко мне на кровать, бинтик из кармана халатика достала, и слезы мне утирает:
- Вот оказывается, Стёпа, в чем дело, боишься, что девушки тебя любить не будут безногого? Так женщины любит мужчин ни за руки или ноги и даже ни за синие глаза и русые кудри (а у меня в то время волосы уже отросли и стали виться крупными такими кольцами), а любят за удаль, за смелость, за силу духа. Да и почём ты знаешь, вдруг тебя уже полюбили? Ты же у нас герой!
- Да кто ж это меня полюбил-то?
Та улыбается, а глаза у самой сияют, как море в солнечную погоду и столько в них и тепла, и света, и нежности, и мощи:
- А ты сам догадайся, - сама же ласково, так по голове меня гладит, кудряшки на висках пальчиками теребит. - Или я для тебя уже стара?! - улыбается хитро так, лукаво... Ох, бабы - бестии, знают, как нашего брата подцепить на уду! И продолжает нежным таким голосом: - Сама знаю, что стара - тебе-то ещё и двадцати нет, а мне без малого сорок - бабка! Так ведь сердцу не прикажешь - полюбился ты мне.
- Зинаида Аркадьева, это вы мне шутейно говорите, чтобы я стреляться передумал?
- Ну, если тебе какое иное доказательство нужно, то милости прошу ко мне в гости, живу я тут же, на втором этаже, комнатка у нас с медсестрой - Наташей, только для начала коляску освой - я тебя, Стёпа, на себе не донесу...
Вынула она обойму из пистолета, передернула его, патрон с пола подобрала и в обойму назад вставила, предохранителем щёлкнула - словом, спец:
- Говори, куда мне это «хозяйство» вернуть?
- Пистолет под подушку, а обойму в планшетку в тумбочку. Только вы, Зинаида Аркадьева, капитана Разбредеву про это не рассказывайте и не ругайте его, а то мы с ним через это раздружимся.
- Успокойся, Стёпа, я - могила! Ты только больше не дури, дружок, хорошо?
Поцеловала она меня в щеку и, вроде бы как даже губы краешком зацепила, ручку мне пожала и вышла. Вновь каблучки: тук-тук-тук!
Вот веришь, братец ты мой, ко мне как будто в палату ни врач зашел, а сам Господь Бог с неба спустился и сказал: «Нет у тебя, Степа, ног - вот тебе вместо них крылья - летай, сукин ты сын и не гневи меня более!»
Я эту коляску - каталку на подшипниках за один день освоил, вплоть до фигурного вождения, на руках скакал как обезьяна, как пойду с дужки на дужку прыгать - иной и на ногах так не пробежит. Перезнакомился со всеми: и с завхозом Кириллычем и с истопником татарином - Дамиром, заказал им достать материал на новую первую в моей жизни персональную каталку. Сам лично её собрал. Конечно, не ахти получилось - первый блин вечно комом, но все одно, с казённой не сравнить. Главное, своя - вольная!
Нечасто я гостил у своей голубушки, да и жалел её - умаивалась она, бедненькая. Бывало, чай, на стол ставит, спиртик в колбочке, а сама носом клюет. Ей бы, сердешной, отоспаться бы недельку, а тут я со своей любовью. Редко такую ночь её не вызовут на операцию. Эх, жизнь!
Помню, целоваться меня учила. Я-то, кроме, как морды бить, вообще, ничего не умел, а что касаемо баб, знал о них только по солдатским рассказам. Ладно, что было про меж нами, то и было - это не посторонних глаз и ушей. Тебе эти подробности ни к чему и мне они чести не делают. Только я тут сразу на поправку пошел. Чёрт, его знает, откуда во мне столько энергии взялось: и с Кириллычем табуретки чинил, рамы помогал ему вязать, с Дамиром - печки топил.
Госпиталь наш располагался в бывшем пионерском лагере, а до революции - это была графская усадьба - двухэтажный дом с колонами, беседки в парке, липовая алея, пруд - красивые места. Ну не без коммунистического вмешательства: амурам в беседках носы поотшибали, мраморных львов на входе заменили пионерами с дудками, всяких там гераклов зачем-то в пруд побросали. Я это к чему рассказываю о пионерском лагере? Нашёл я у завхоза стамески для фигурной вырезки по дереву, видно, был тут какой-то кружок. Я помню, и сам в детстве с удовольствием резал, особенно по липе - хорошее дерево, как пластилин мягкое. А у меня давно такая мысль была: надо, что-нибудь моей голубке на память подарить, а тут и случай подвернулся - набор стамесок. Правда, там кое-чего не хватало, так я старые скальпели заточил на свой лад. А у меня такой характер: если что мне в башку втемяшится - я кровью изойду, поносом, но сделаю! И Шурка у меня, курва, такая же! Иной раз доведёт меня до белого каления. Я в неё, чем только не бросал и топорами, и молотками - дохлый номер, вот хоть убей её, на своём стоять будет.