Сын.
Они вдвоем будут очень счастливы. Она не позволит ему заскучать без отца.
Перевернувшись на другой бок, Ася снова спросила себя — имеет ли право один человек решать судьбу другого. Производить новое существо на свет, когда ему вздумается. А вдруг этот ребенок хотел бы появиться в другое время и другом месте? Или же, наоборот, это он сам выбрал Асю?
— Что ты вздыхаешь и ворочаешься? — сонно спросил Адам.
— Я разбудила тебя? — огорчилась она.
— Да я вообще в последнее время беспокойно сплю, — отозвался он с иронией.
Ева что-то пробормотала себе под нос, и Ася торопливо шепнула:
— Спи, я выпью чая.
На кухне она поставила чайник и оглянулась, невольно ожидая, что Адам последует за ней.
Но он остался в кровати, и это неожиданно расстроило Асю. Как будто мальчик, которого ждала девочка, не пришел на свидание.
Адам порождал в ней какое-то робкое волнение, которое бы больше подходило невинной девушке, а не взрослой опытной женщине.
Юность заразна.
Первый поцелуй, первый секс.
Пошлая похоть или трепетная близость?
Девочка впервые не останавливает ласкающие ее руки и позволяет лишить себя одежды.
Впервые обнажена, смущена и бесстыдна.
В восемнадцать не страшно. В восемнадцать любопытно и весело. Все кажется забавной взрослой игрой, и волнуется только пульс, но не сердце.
В восемнадцать ты думаешь, что непобедима.
Ты прекрасна.
Но что делать, если тебе за тридцать и ты стоишь среди ночи в чужом доме в ожидании прекрасного мужчины, который не откликается на твой молчаливый зов?
Готова ли ты сделать следующий шаг или так и останешься неподвижной и покорной?
Где та непобедимая девочка, которая была уверена, что нет такого человека, который ответил бы ей отказом?
Которая была уверена, что этот мир создан только для неё и её игр?
Почему же теперь кажется, что для тебя не осталось даже крохотного уголка в этом мире?
— Твою же мать! — тихо выругалась Ася и поставила кружку в посудомойку. — Какого собственно хрена. Тварь я дрожащая или супергерой?
— Даже жаль, что тебя сейчас Ева не слышит. Она была бы счастлива.
Ася медленно выпрямилась и закрыла дверцу посудомойки.
Дала себе еще несколько секунд, чтобы найти ответы на свои вопросы.
В конце концов, она никогда не сдавалась на милость победителя, а предпочитала самой быть завоевателем.
Поэтому Ася обернулась, подошла к Адаму, взяла за руку и повела за собой в его спальню.
Это была какая-то иная Ася, которой Адам никогда прежде не знал, но о существовании которой догадывался и с которой ему не терпелось познакомиться. Она лишь иногда выглядывала из-под подрагивающих ресниц, бросала кокетливые тени на ее губы, хрустальными колокольчиками звенела в смехе.
В Асе иногда проскальзывала некая дерзкая дуэлянтша, и тогда Адаму слышались кастаньеты.
Ему хотелось быть единственным в мире, кто видел бы в этой няне в пижаме слабый, едва живой, но все еще струящийся по венам огонь.
И сейчас, когда она просто взяла его за руку, он уже понял все, что будет, и даже немного — как. Увидел всю ее смелость и всю ее честность, и ему даже стало больно от предвкушения и гордости за эту женщину.
Дорога до спальни была выложена битым стеклом.
И лишь после того, как дверь за ними закрылась, его израненное тело ожило и заиграло, само собой бросилось в бой под литавры сердцебиения.
Он помнил, что нужно быть осторожным, он даже специально смотрел позы, подходящие беременным женщинам, но его руки и губы знать ничего не знали об этом.
Прежде Адаму не доводилось жалеть, что он не родился осьминогом.
Он целовал Асю, как умирал, то приникая жадным ртом к ее рту, то слепо припадал к плечам, и шее, и радовался, как дурак, что на них немного одежды, и ее маечка на тонких бретельках так легко скользила вниз. И пышная грудь, не дававшая ему покоя едва не со дня их знакомства, была именно такой восхитительной, как он и мечтал. И можно было, наконец, ласкать ее бедра, и можно было делать вообще, что угодно.
Ася вовсе не собиралась быть ни робкой, ни скромной.
Она отвечало жарко и пылко, и сама стягивала его футболку, и целовала его везде, куда могла дотянуться, и он так и не понял, как они вообще добрались до кровати, и требовалась вся его выдержка, чтобы все-таки замедлиться. Вот для какого мгновенья он с раннего детства тренировал силу воли.