Затишье в магазине оказалось недолгим. Папа что-то красил на заднем дворе. Он вошел, держа руки перед собой, попросил достать бутылку уайт-спирита и открыть растворитель сию минуту. Зимой в Каслбее было до ужаса много малярных работ. Морской воздух срывал со стен краску, и дом выглядел обшарпанным, если его то и дело не подкрашивать. Следом вошла мама. Она ходила на почту и узнала ужасные новости: Крисси с друзьями забралась на крышу лавки мисс О’Флаэрти и просунула внутрь длинный пучок мокрых водорослей, чтобы напугать хозяйку. Несчастную женщину едва не довели до сердечного приступа. Мисс О’Флаэрти могла – боже нас всех сохрани – рухнуть замертво на полу собственной лавки, и тогда бы Крисси О’Брайен и ее замечательные друзья несли на душе грех убийства до самого Судного дня и даже после. Красную от злости Крисси притащили домой, поочередно держа за плечо, косу и ухо. Клэр подумала, что нагнать жути на противную мисс О’Флаэрти – идея хорошая. Женщина продавала тетради и прочие школьные принадлежности, но при этом ненавидела детвору. Крисси на редкость не повезло попасться маме на глаза. Клэр сочувственно улыбнулась сестре, но не встретила с ее стороны понимания.
– Хватит притворяться, что ты лучше всех! – закричала Крисси. – Гляньте, как она злорадствует. Примерная девочка Клэр! Глупая зануда Клэр!
За свою выходку Крисси получила подзатыльник и разозлилась еще больше.
– Да она же в восторге оттого, что кому-то влетело, – не унималась сестра. – Она сияет от счастья, когда унижают других.
– Ты сегодня без чая, Крисси О’Брайен, и это еще не все, – гневно сказала мама, и ее тонкий голосок сорвался на визг: – Марш в свою комнату, слышишь? Сейчас же!
Прогнав дерзкую Крисси с глаз долой, мама смочила тряпку в уайт-спирите, стерла большие пятна краски с рук мужа и вдруг заметила пальто Клэр, висящее на крючке.
– Это не магазин подержанных вещей, – сказала она. – Возьми пальто и повесь туда, где ему положено быть.
Несправедливость глубоко задела Клэр.
– Мы всегда оставляем там. Именно там ему и положено быть.
– Ты ее слышал? – Агнес умоляюще посмотрела на мужа и, не дожидаясь ответа, направилась к лестнице вслед за Крисси.
– Можешь не мучить маму и убрать одежду? – откликнулся папа. – Подари хоть минуту покоя, неужели я о многом прошу?
Клэр сняла пальто с крючка. Она не могла подняться в их общую с Крисси спальню – не хотела вступать в очередную перепалку и поэтому осталась бездельничать в лавке.
Папа выглядел усталым. Спорить с ним, опровергая ошибочное утверждение, что Клэр мучила маму, было бессмысленно. Он горбился и походил скорее на деда, чем на отца, серый с головы до пят. Его лицо, волосы и кардиган словно припорошило пеплом, только на руках белела краска. Клэр заметила, что со времени ее первого причастия три года назад папа ссутулился еще больше. Тогда он казался очень высоким, теперь нет. Лицо его обросло щетиной, клочья волос торчали даже из ушей и носа. У папы всегда был слегка изможденный вид, как будто ему вечно недоставало времени, места или денег. И действительно, обычно ничего из этого не хватало. Семья О’Брайен жила на доходы от короткого и непредсказуемого летнего сезона, который могли погубить дожди, популярность нового курорта и завышенные цены на аренду домов вдоль побережья. Зимой, когда заработка не было вовсе, требовалось как-то удержаться на плаву.
Лавка имела странную форму с закутками, куда следовало бы установить стеллажи или же отгородить их стеной, но до этого никак не доходили руки. Потолок был низким. Когда внутри встречались даже трое покупателей, заведение казалось переполненным. Товар на полках был расставлен без всякой системы, но О’Брайены знали, где что лежит. Они ничего не меняли из опасения, что не найдут нужных продуктов, хотя существовало много более логичных способов хранить запасы маленькой лавки. В результате магазинчик выглядел тесным и несуразным. Посетители не могли видеть жилые комнаты, расположенные за дверью, но там все было точно так же. На кухне стояла плита, над ней сушилось выстиранное белье; почти все пространство занимал стол. В углу рядом с неприметной раковиной было так неопрятно и темно, что посуду приходилось мыть почти вслепую. Свет давала одна-единственная лампа, с желтым треснутым абажуром, в центре комнаты.