Случайно поймав в зеркале свое отражение, Тристан чуть не задохнулся: он был весь в крови. Юноша закрыл глаза и включил воду погорячее…
Тристан все еще умывался, когда вернулась доктор Мозес. Он не слышал, как та вошла в палату и не сразу заметил ее присутствие. Лишь увидев в зеркале ее отражение, юноша вздрогнул и обернулся.
— Извини, Трис. Я не хотела мешать… О, боже, что с тобой? У тебя лицо как мел! Что случилось! Тебя тошнит!
— Нет. — Он покачал головой, держась за край раковины. — Просто у меня все руки в крови.
— Это ретроспекция, — сказала Мозес, помогая ему вытереть лицо и вернуться к кровати. — Нужно будет поговорить об этом.
Тристан тяжело сглотнул и опустил голову, избегая взгляда Мозес.
— Все… уже прошло, — пробормотал он, стараясь не смотреть на свои руки. — Все в порядке. Спасибо.
Она внимательно смотрела на него, хмуря брови. Тристан старательно вытирал пальцы, пытаясь унять дрожь.
Однако нужно что-то делать, как-то отвлечь внимание доктора, и юноша кивнул на поднос с пустой тарелкой.
— Видите?
— Молодец, — сказала она. — Если будешь продолжать в том же духе, то я скоро уберу эту штуку. Мозес указала на капельницу.
Тристан опустился на кровать.
— Если ты не против, — добавила она, — мы могли бы поговорить и, возможно, избавить тебя от кошмаров.
Все еще не поднимая головы, Тристан коснулся рукой лба.
— Не стоит, мэм. У меня все в порядке.
Мозес не стала спорить и убеждать его, а просто откинула сиденье и села.
— Трис, что именно ты сейчас чувствуешь?
Их беседа продолжалась почти час. И только когда Мозес ушла, Тристан разжал кулаки и внимательно осмотрел руки: никаких следов крови. Однако и в эту ночь кошмары заставляли его просыпаться четыре раза. И он вскакивал, потный и трясущийся.
Тристан еще лежал, хотя на столе давно уже остывал завтрак, когда вошла Дарси. Положив на тумбочку какой-то серый сверток, она долго изучала показания монитора, пока сын медленно вылезал из-под простыни.
Поднявшись, Тристан склонил голову и привычно поднес руку ко лбу.
Дарси перехватила его руку.
— Тебе не следует делать этого здесь.
Он вздохнул.
— Когда мы возвращаемся на Ганволд?
— Мы… не вернемся, Трис. — Она помолчала. — Даже если бы мы захотели, теперь это невозможно. Все изменилось. Слишком многое случилось с нами, особенно с тобой.
Юноша, похоже, не совсем понял, о чем она говорит, но спрашивать не стал.
— Либби сказала мне, что ты плохо спишь.
Тристан отвернулся.
— Так… это всего лишь сны…
— Расскажи мне о них.
— Нет, мама. Я… я не могу.
— Тебе станет легче, если ты позавтракаешь.
Его взгляд скользнул по тарелке с кашей.
— Только не это! Она какая-то… скользкая.
Дарси улыбнулась.
— Тебе не обязательно есть кашу. — Она протянула руку, отключила систему гемодиализа и свернула шланг. — Либби говорит, что ты уже три дня не выходишь из палаты, так что самое время навестить отца. Иди и умойся.
Она отдала ему сверток и направилась к выходу.
Тристана охватило ощущение надвигающейся опасности. Он остался сидеть, не притрагиваясь к пакету.
— Я не хочу его видеть.
Дарси едва ли поняла, что он сказал, но все же вернулась.
— Это из-за того, что рассказал тебе Реньер? — спросила она после долгой паузы.
Когда мать упомянула имя этого человека,
Тристана чуть не вырвало. Невольно сжав рукой сверток, он кивнул.
— Да.
Дарси вздохнула.
— Знаю, что ты плохо себя чувствуешь в его присутствии, но пойми — ты не даешь отцу ни единого шанса. Так нельзя.
Он ничего не ответил.
— Если ты будешь тянуть, — предупредила Дарси, — то завтрак совершенно остынет. И потом… нас уже ждут.
Тристан вздохнул и поднялся.
Плечи и спина еще горели, но увлажняющий спрей и струя теплого воздуха сняли неприятные ощущения.
Тристан развернул серый сверток. Там оказался спортивный костюм: легкий, свободный и мягкий изнутри. По штанинам и рукавам проходила черная полоса, а слева на груди была вышита эмблема сферзахов. Поморщившись, Тристан натянул джемпер и с удивлением заметил, что одежда ничуть не стесняет его движений.
Мать одобрительно посмотрела на него.
— Ну как? По-моему, тебе идет.
Он пожал плечами.
— Нормально.
Они вышли из палаты и направились по коридору, а когда покинули больничный отсек, Дарси взяла сына за руку. Его удивило то, какие холодные у нее пальцы. Повернувшись, он заметил, что мать идет, стиснув зубы.