Первое правило: ты не должен говорить, пока я не разрешу тебе сделать это.
Второе правило: ты всегда должен называть меня «ишку», что на шиотанском языке означает «хозяин» или «учитель». Если у тебя есть что сказать, ты обращаешься ко мне за разрешением со словами: «Ишку, могу я сказать?» и, лишь получив это разрешение, можешь говорить. — Тоназо посмотрел в глаза Тристану. — Это понятно?
Тристан кивнул.
— Отвечай мне, йатсу! — приказал Тоназо.
— Да… ишку.
Тоназо повернулся к пульту, а юноша еще долго смотрел ему в спину. Могучие бицепсы, крепкая шея, каменные скулы. Лишь через несколько минут он осмелился спросить:
— Ишку, могу я сказать?
— Можешь.
— А каковы другие правила?
Тоназо оглянулся через плечо. Смерил его суровым взглядом.
— Ты узнаешь в свое время.
Шиоты — островная нация, обитающая на нескольких архипелагах, протянувшихся от восточного побережья самого крупного континента вдоль экватора. Некогда величественные конусы вулканов давно осыпались и поросли лесом, а внизу их окружили города и песчаные пляжи. Башни строений, отразив утренние лучи, на мгновение ослепили Тристана, когда их шаттл вынырнул из ночной половины Калео.
Монастырь Денгау лежал внутри кратера на вершине горы Васика Ок — Вдовья Голова — самой высокой на острове. Солнце еще не добралось до дна кратера, и его скрывала густая туманная пелена, так что лишь в самом конце спуска Тристан сумел различить среди деревьев черепичные крыши домов. Но вскоре монастырь исчез из вида: лабиринт невысоких строений, соединенных крытыми аркадами, окружала стена.
Во дворе располагалось с полдюжины посадочных площадок, две из которых оказались заняты другими шаттлами. Их шаттл опустился рядом.
— Возьми сумку, — сказал Тоназо, заглушив двигатели, — и жди меня здесь.
Сам он направился к ближайшему зданию, старинному деревянному домику с резьбой по углам крыши.
Тристан достал из багажного отделения сумку и покачался на пятках, разминая затекшие ноги.
Солнце поднялось над кратером, коснувшись сначала западной стены, а затем залив светом всю долину. Туман заклубился и исчез, растворившись в небе.
Птичий хор в лесу стал понемногу затихать…
Время шло, и Тристан забеспокоился. Нетерпение нарастало с каждой минутой и вскоре он уже расхаживал по посадочной площадке, бросая взгляды на деревянный домик. Солнце поднималось все выше, становилось жарко. Из-за высокой влажности одежда казалась тяжелой и неудобной.
Под рубашкой катились ручейки пота. Тристан почесался, но легче не становилось.
Потом о себе напомнил желудок. В звездолете перед стыковкой Тристан съел лишь легкий завтрак, а это было несколько часов назад. Раздраженный явным невниманием к себе — а как еще понимать столь долгое ожидание? — он прислонился к шаттлу с затемненной стороны, сложил руки на груди и принялся сверлить взглядом домик, в котором скрылся Тоназо.
Солнце приближалось к зениту, когда тот наконец появился с рюкзаком за плечами, пакетом сухого пайка и фляжкой.
— Это тебе. Пошли. — И повернулся к воротам.
Поймав брошенные ему продукты, Тристан
тяжело двинулся за ним.
— Пойдем куда, разве это не?..
Но он не договорил: тяжелая ладонь возникла ниоткуда: от удара голова юноши мотнулась в сторону, а сам он отлетел к ограждению и с трудом удержался на ногах, ухватившись за металлическую ограду. Нижняя губа, на которую пришлась основная тяжесть удара, моментально распухла, во рту появился сладковатый привкус крови. Больно. Но злость была сильнее боли. Тристан сердито повернул голову.
Тоназо нависал над ним, как черная скала.
— Какое первое правило, йатсу?
Какое-то время, не больше пяти-шести секунд, захлестнутый злостью Тристан уже примерялся, как бы схватить его за колени, повалить и…
— Отвечай, йатсу? — Тоназо сжал кулаки.
Тристан встретил его взгляд, вызывающе помолчал, затем ответил:
— Не говорить, пока не разрешат.
Тоназо сдержанно кивнул.
— Не забывай. А теперь забирай свои вещи. Да поживее.
Пока он искал отлетевший в траву пакет с сухим пайком, вешал на плечо сумку и фляжку, учитель уже подходил к воротам. Стиснув зубы, Тристан последовал за ним.