Альбинос медленно поднялся, отряхивая песок с балахона, процедил с ненавистью:
- Ты еще пожалеешь, предатель… Осмелившийся ослушаться Нгарха…
- Проваливай, пока я не передумал, - холодно произнес Атомба, развернулся и пошел к своим людям, ждавшим на берегу. Следом за ним потянулись дахейцы, ещё недавно охранявшие Таруя. Оставшийся в одиночестве дервиш бессильно стискивал кулаки, но больше ничего не мог поделать.
- Готовьте суда к отплытию, - приказал Атомба морякам. – Я скоро вернусь.
Минут десять заняло прощание с могучим Мо. Желтый носорог всё понял правильно и, хоть и неохотно, но всё-таки отпустил хозяина.
- Возвращайся домой, братец Мо. Жёлтые саванны ждут тебя. Надеюсь, когда-нибудь мы ещё встретимся. А за меня не беспокойся, дружище, я умею плавать. Черный король – для пирата это тоже неплохое прозвище!
Глава 44
С вершины дерева, в кроне которого прятался Шмель, лагерь беженцев виднелся как на ладони. А вот ребят Кабая, укрывшихся в зарослях поодаль, заметить было никак невозможно, хоть глаз вырви. Знатно умел прятаться батька, и остальных хорошо научил. С ним пошли лучшие – те, кому уже не раз приходилось проливать кровь – уцелевшие бойцы разгромленных отрядов, освобождённые военнопленные, опомнившиеся и раскаявшиеся дезертиры, чего уж там… Большая группа улизнула из плохо охраняемой Орсии – четыре десятка бывших городских стражников капитана Пеллы. Говорили, что их прислал влиятельный господин, рассказавший о народном сопротивлении, но пожелавший сохранить своё имя в тайне.
В общем, за последний месяц собралось много крепких ребят, знатоков военного дела.
А простого люда, пожелавшего сражаться, присоединилось ещё больше – сотен пять уже наберётся. Тяжелые времена заставили взяться за оружие тех, кто раньше о подобном даже не помышлял. Разве ж могли они с Боришем полгода назад, когда подглядывали за девками у реки, подумать, что станут настоящими лесными воинами? Пластунами или партизанами – называй как хочешь, всяко красиво звучит. А угрюмая Клюша? Вообще баба, мать троих детей, а теперь уже в командирах ходит, имеет полусотню мужиков в подчинении. Чудеса, да и только!
Целый месяц народное войско росло, набирало сил. Партизаны нападали на вражеских фуражиров, вырезали не слишком многочисленные гарнизоны оккупированных селений, освобождали пленных. Постоянно приходили новые бойцы, присоединялись добровольцы. Кузницы в освобожденных селениях работали круглосуточно – перековывали косы на боевой манер, но чаще всего изготавливали наконечники для стрел. Кабай делал ставку на луки и самострелы. Всё-таки народному войску пока не хватало выучки и опыта, чтобы вступать в открытое сражение. Потому большинство партизан становились стрелками, учились прятаться и атаковать издалека, из засады. Только «элитный» отряд, состоявший из бывших военных, мог бесстрашно ринуться в рукопашную. Штурмовики Кабая – так их теперь называли, поначалу в шутку, а теперь уже всерьёз.
Вскоре настолько почувствовали силу, что даже начали подумывать об освобождении Орсии. Разумеется, не в то время, когда там стояло большое войско, а позже, когда пришла весть, что враг двинулся дальше на север, оставив за стенами лишь небольшой гарнизон. Однако батька Кабай отказался от этой затеи. Сказал, что сила пластунов в скрытности и умении устраивать засады. Драться на городских улицах он никого не обучал, да и сам был мастак не великий. А потому лучше обойти город стороной и следовать за вражьей ордой на разумном расстоянии, отставая на пол дня пути. Гонца отправят – перехватим, поведут конвой с пленниками – освободим наших. Вряд ли южане выделят по-настоящему грозную силу против докучливых партизан – слишком увлечены продвижением вперёд, идут быстро. Ради лесных разбойников дробить войско не станут. А если пошлют не слишком крупный отряд, то мы его встретим как подобает…
Вчера на утреннем собрании младших командиров, в число которых входил и Шмель, стоявший у истоков народной армии, обычно немногословный батька Кабай произнёс речь.
- Больше месяца мы кружили по лесам да оврагам. Остерегались равнин – что правда, то правда… Но лишь дурак путает осторожность с трусостью. Мы делали, что могли, нападая на гарнизоны черножопых и конвои остроухих. Считай, за каждого выродка заплатили своей кровью… - батька на секунду замолчал, поминая погибших, потом продолжил:
- Братцы, завтрашний день станет судьбоносным. От него зависит не только наше с вами будущее, но, возможно, исход целой войны.