— Проспал. А едешь сюда порой целую вечность, ведь правда?
— Разве я не знаю?
Поездки на работу были мучением, — в зависимости от того, какой маршрут она выбирала, приходилось по крайней мере дважды пересаживаться в метро, — но бывало и хуже, и она привыкла к этому. Большую часть пути она проводила за чтением, и время летело быстро, но иногда, как сегодня, поезда задерживались, и под конец ей приходилось бежать.
Когда она вышла из недавно отремонтированной станции «Тоттенхэм Корт-роуд», унылая погода не прибавила радости: дождь, дождь, бесконечный дождь. Намокшая одежда и подмоченное настроение — она улыбнулась собственной грустной шутке. Если бы ты жила в Западном Лондоне, ехать было бы намного проще, — кольнул ее внутренний голосок. Это было правдой, но она не хотела об этом думать.
Путь от станции до Британского музея был недолгим, но к тому времени, когда они с Алуном добрались до бокового входа, ее туфли уже промокли насквозь. В Швеции, по крайней мере, еще не сошел снег, и все носили удобную зимнюю обувь. Назавтра она решила надеть веллингтоны — тем более с юбкой это сейчас, кажется, модно?
— Так что здесь происходило, пока меня не было? — Ее отсутствие длилось чуть больше недели, но ей казалось, что прошли месяцы.
— В вашем отделе? — Алун пожал плечами. — Насколько я знаю, все как обычно, то есть ничего особенного. Никаких потрясающих находок, никаких впечатляющих раскопок, обычная старая скучная каталогизация и рутинная очистка артефактов.
— Меня такое вполне устраивает. Когда занимаешься одним и тем же, не нужно особенно думать.
— Паршиво было, да? Похороны, я имею в виду, — Алун посмотрел на нее сочувственно, и Мия невольно сравнила его реакцию с бесцеремонностью Чарльза.
Ее жених, казалось, не понимал, как сильно повлияла на нее бабушкина смерть. Все эти разговоры о наследстве — неужели Чарльз не видит, что они преждевременны? Но, по его словам, он думал только об их будущем, и, возможно, ей тоже следовало сосредоточиться именно на этом. Однако все равно — слишком рано…
— По правде говоря, я рада, что все позади. Не только потому, что похороны — это ужасно, но, кроме того, какое-то время мне не придется общаться с матерью. Как ни странно, мы с ней совершенно разные. Такое облегчение — вернуться к обычной жизни, сюда, в Лондон. Чтобы все шло как прежде.
— Да, — кивнул Алун, — кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. У меня с родителями отношения тоже не очень. — На мгновение он помрачнел, а затем внезапно ухмыльнулся: — Значит, ты готова выпить праздничную обеденную пинту?
— А что тут праздновать?
— Начало жизни, что нам осталась, конечно.
Мия улыбнулась:
— Звучит неплохо. Идет.
Мия вернулась в музей больше недели назад и с головой погрузилась в работу, запрещая себе думать о бабушке и Швеции. Хранителю музея всегда найдется что оценивать, реставрировать и вносить в каталог. Удовлетворение, которое она получала, возвращая давно потерянным предметам блеск былой славы, удивительным образом умиротворяло ее. Кропотливая работа, но она стоила того: слои грязи исчезали, обнажая бронзу, серебро, а иногда и золото. Даже более чем скромные предметы — Чарльз называл их «скучными черепками» — завораживали Мию. Была особая радость в том, чтобы отыскать осколки, которые четко подходили друг к другу, как кусочки головоломки, а затем бережно склеить их, восстанавливая часть целого. Она никогда не уставала от своей работы, и долгие часы пролетали незаметно.
Она была занята и другой музейной рутиной — совещаниями, обсуждением будущих выставок, перепланировкой существующих экспозиций и так далее, — все это захватывало, отвлекая ее мысли.
В Швеции юристы разбирали бумаги, но пока особых вестей от них не было, и чем дольше тянулось дело, тем лучше — так она считала. Чарльз не оставлял своей затеи убедить ее продать Берч Торп, хотя он немного сбавил обороты и ограничивался тонкими намеками, но сейчас она могла совершенно честно сказать, что не готова. Еще будет время подумать о продаже. Отсрочка спасала ее от грандиозного скандала, который обязательно разразится, когда она сообщит ему свое окончательное решение: она просто не может продать дом. По крайней мере, пока.
Мия как раз чистила бронзовую застежку для упряжи, датируемую серединой VII века. Вещица была покрыта затвердевшим суглинком, и девушка использовала микроскоп, чтобы видеть каждый миллиметр ее поверхности. Нанеся растворитель, размягчивший засохшую грязь, она старательно извлекала грунт, ловко орудуя шипом пираканты, зажатым в тисках. Шипы идеально подходили для этой работы — длинные, тонкие и острые, способные проникнуть в любую щелочку, но в то же время естественно гибкие, не царапающие даже золотых предметов. Удивительно, что природа часто снабжает нас лучше науки, но так оно и есть.