Он притянул ее к себе, схватив за золотистые волосы. Наверное, он причинил ей боль, потому что она сдавленно и обиженно вскрикнула. Она уперлась руками ему в грудь, пытаясь вырваться. А он сказал ей очень тихо:
— Твоя любовь будет принадлежать мне, а не ему.
— Так нельзя, – возразила она, отступая к двери стенного шкафа. – Это…
— Что?
— Это неправильно!
— Почему?
Отступая, она уперлась спиной в дверь стенного шкафа, нащупала ручку и тут уже сообразила: это не выход из номера, а всего лишь стенной шкаф. Дальше отступать некуда. В шкафы она любила прятаться в детстве. К сожалению, детство кончилось. Прятаться в шкаф глупо и бессмысленно.
Он снова привлек ее к себе, на этот раз она не сопротивлялась, поцеловала его в губы с какой-то иступленной страстью. Потом откинулась назад, как бы желая перевести дыхание. Дверь стенного шкафа приоткрылась, и Лика чуть не упала в пыльную, душную глубину. Он не дал ей упасть, удержал сильной рукой.
Их тела сплелись, возбуждая желание в обоих. Он видел, как потемнели и затянулись поволокой ее ореховые глаза. И вдруг снова:
— Не хочу… Пусти меня…
Он нежно погладил ее и прижал к себе. Он чувствовал, что внутри у него все горит огнем, пока ее золотистые ореховые глаза неотрывно смотрят на него. Она смотрела ему прямо в лицо.
— Это все шампанское. Я такая пьяная, так страшно напилась…
— Не надо, – перебил он, – не вини себя. Мы оба пьяны, но это ничего не значит.
— Значит, – упрямо заявила она. – Потому что это все ненастоящее.
— Что ненастоящее?
— Все!
— Хорошо. Тогда мы не будем больше пить.
— Совсем никогда?
— Ну, если только ты захочешь.
Она не сказала больше ни слова. Только смотрела на него. Он поцеловал ее и прижался всем телом, крепко сжимая в объятиях.
Она уже не сопротивлялась. Золотистые ореховые глаза, потемневшие до черноты, закрылись. Он перенес ее на кровать.
Потом она свернулась клубочком, прикрыла рукой глаза и глубоко вздохнула. Заснула. Лицо ее уткнулось в подушку. Вид этого изящного и желанного тела вызвал у него чувство вины. Неожиданно вспомнилась фура на дороге с рекламой огромных грязно-розовых матрасов и пожеланием приятной ночи с восклицательным знаком в конце предложения. Теперь слова рекламы, на мгновение замеченные по дороге, казались ему пророческими. Ночь для него действительно была необычной… и приятной. Необычно приятной. Как никогда приятно! Только при чем здесь фура и грязно-розовые матрасы? Мысли путались. Спросить у Лики?
Она крепко заснула. Лежит перед ним. Спит. Такое беззащитное тело. Жизнь человека вообще… Что может быть незащищеннее? И она доверилась ему, а он даже не знает, что придется с ней сделать. Не знает, чем закончится вся эта история. Жизнь – не книга и не видеокассета, где можно пролистать страницы или промотать пленку, чтобы узнать, что будет в конце. И существует ли этот предопределенный конец или человек своими поступками может менять сюжет? Он подумал, что у человека есть свобода выбора. Он укрыл ее одеялом и на цыпочках вышел в коридор, решил выйти на улицу освежиться, привести в порядок мысли и чувства.
Только в коридоре он почувствовал, до какой степени пьян. Ему показалось, что пол под ним то поднимается, то опускается. Голова раскалывалась от боли. Чертово шампанское! Он повернулся назад к номеру, но движение оказалось слишком резким, закружилась голова, и он схватился за стенку. И тут же услышал ироничный смешок.
— Ну, и как вам было?
В раскрытых дверях соседнего номера стояла Любаша, она смотрела на него в упор и улыбалась. Выглядела она трезвой и свежей. Казалось, что количество выпитого шампанского на ней совершенно не отразилось. Вопрос ему не понравился, он не хотел, чтобы в этот момент его кто-то видел. Он опустил голову и ничего не ответил. Внезапно на него навалилась ужасная слабость.
— Тебе хорошо? – спросила она.
На ней был тонкий, полупрозрачный халатик. Черный. Очень короткий. Распахнутый на груди. Туфли она сняла. На пальцах босых ног – ярко-красный лак.
— Мне нормально! – хрипло выдавил он.
— Может, еще? – вид у нее был вызывающий.
Он мрачно посмотрел на нее.
— Я что-то не так сказала?
— Бесстыжая, – пробормотал он, понимая, что выглядит в данный момент совершенно нелепо.
— Бесстыжая!? – расхохоталась она. – А по-моему, в машине, когда я сказала про секс втроем, ты был не против. Или я ошибаюсь?
— Вы подруги или я ошибаюсь? – в тон ей ответил он. – Лика говорила, что вы дружите с детства.
Она опять рассмеялась, но на этот раз совсем беззлобно, по-детски. «А может, стоит попробовать?», – подумал он. Пошатываясь, он подошел к ней и прижался всем телом, поцеловал. Она извивалась в его объятиях, пытаясь оттолкнуть. Ну не станет же она кричать? Еще несколько секунд – и ей надоест сопротивляться, и она сделает то же, что подруга.
Вдруг он почувствовал боль. Она резко ударила ему локтем в нос. Он отшатнулся, из носу хлынула кровь. Удар был неожиданный и достаточно сильный. Кровь на лице оказалась обжигающе горячей.
Любаша извлекла из кармана своего полупрозрачного черного халатика такой же черный из очень мягкого материала носовой платок и подала ему.
— Прости, но ты сам виноват, – голос ее звучал ровно и спокойно.
— Я виноват!? По-моему, виновата ты! – начал он, пытаясь остановить кровь с помощью дамского носового платочка.
Он умолк, глядя в ее широко раскрытые глаза. Стыд обжег его горячей волной. Видимо, они действительно слишком много выпили, достаточно, чтобы потерять рассудок. Но ведь она начала первая, фактически предложив себя. Он помнил, что в делах об изнасиловании это квалифицируется как «провоцирующее поведение жертвы».
Она его спровоцировала, а он поддался, а только что говорил высокие слова о высоких отношениях. Какой дурак!
— Да, я скотина, – он мешком опустился на пол возле стены. Кровь еще продолжала сочиться из носа.
— Расслабься, – Любаша сделала успокаивающий жест рукой. – Это так, психологическая обкатка. Проверка на предмет того – «все ли мужики козлы». Лика – моя подруга. И к сексу втроем у меня отношение отрицательное. Я имею в виду в жизни, а не на работе…
— Так ты все-таки это самое… – он не договорил.
— Да, – спокойно ответила она. – Я как раз «это самое». Есть много всяких слов и названий для «этого самого».
— Я знаю, – пробормотал он.
— Эти слова все знают, но давай сегодня без них, – предложила она. – Если ты подождешь минуту, я накину что-нибудь более приличное и мы выйдем на крыльцо покурить, а заодно и поговорить. Если ты не против. Вставай, – она протянула ему руку.
— Ты совсем не выглядишь пьяной, – заметил он, когда они сидели на крыльце.
Все стало на свои места. Было просто и хорошо. Сейчас ему даже трудно было представить, что еще пару минут назад он домогался этой женщины в коридоре. А она правильно сделала, что дала ему в нос – пустила дурную кровь. Ее нельзя было домогаться. Это подруга.
Дождь кончился. На темном бархатном небе сияли звезды. Да, такое небо можно увидеть только здесь, на Кавказе, – высокое небо, полное ярких звезд. Когда смотришь в такое небо, действительно слышишь, как «звезда с звездою говорит».
— А что ты понял из своей тюремной жизни?
— Я вывел для себя правило: «Жаловаться бесполезно, от этого станет хуже!»
— Тебя били?
— В камере – нет. Странно, да? Ведь по идее должны были. А менты – да. Все потому, что я объявил голодовку.
— А почему ты объявил голодовку?
— Потому что я был невиновен. Я не сделал ничего из того, в чем меня обвиняли. Я объявил голодовку в знак протеста.
— Тебе что-нибудь удалось доказать таким способом?
— Нет, они только обозлились. Пытались насильно кормить через специальный зонд. Продолжали бить. Один раз били так, что я мешком свалился на пол и, несмотря на удары сапогами, уже не поднимался. Потом прибежали врачи и под руки затащили меня в кабинет, положили на кровать. Как я узнал потом от доктора, у меня просто остановилось сердце. Я пришел в сознание и увидел перед собой человека в белом халате. Потом мне кололи что-то в вену, давали нюхать нашатырь и били по щекам. Затем пришел начальник медчасти и спросил, буду ли я продолжать голодовку. Услышав «нет», приказал: «Все, в больницу его». Желудок уже отказывался принимать любую пищу. И только на уколах глюкозы кое-как поддерживалось общее состояние. Потом меня выписали из госпиталя в общую камеру. Мою вину не доказали. Сломали, но не опустили. Погоняло, правда, сокамерники придумали отвратительное – «Медуза». Разве я похож на медузу?