Я был уже где-то недалеко от Технологического института. Там уже рукой подать до квартиры отца на 6-й Красноармейской. С котелком в руке и с радостным чувством (мясо в котелке) я зашагал к дому.
Тут надо сделать отступление. Московский проспект в войну именовался «Международным», а тетя Дуся называла его «Забалканским». Напротив 6-й Красноармейской находился небольшой кинотеатр и скверик. В войну в этом скверике была «барахолка», то есть небольшой базар, где люди меняли «барахло» на продукты питания. (Сейчас на этом месте, за красивой решеткой, сад «Олимпия» — название по одноименному кинотеатру, снесенному после войны). Конечно, на этом базаре мне делать было нечего. Находился в самоволке, добирался к родителям, да еще стянул с автомашины котелок с мясом. Логика подсказывала: надо как можно быстрее действовать по намеченному плану — домой, а затем в часть.
Не знаю, какой леший затянул меня на рынок. Хотелось приобрести алюминиевую ложку. У нас в школе, да и во всех других частях, почему-то было принято иметь не одну, а две и даже три ложки. Ложка выдавалась каждому бойцу как табельное имущество, а вторую ложку приобретали или за деньги или в обмен на курево или хлеб.
Буквально в первые секунды моего появления на базаре встретился патруль — офицер и два матроса. Меня тут же забрали и повели в какую-то близлежащую часть. В караульном помещении обыскали, кроме котелка и мяса, ничего криминального не нашли. Наличие мяса (около одного килограмма) я объяснил так: «Был у родителей, они мне дали кусок мяса, в части хотел его сварить в печке и покушать».
Меня под конвоем отправили в комендатуру города. Она размещалась там же, что и теперь, на Садовой улице, недалеко от Невского проспекта. В комендатуре города снова обыскали, сняли ремень и посадили в камеру. Через несколько часов из камеры вывели, и вооруженный солдат с винтовкой наперевес увел меня в свою часть. Я иду впереди с котелком, в шинели без пояса, за мной в двух шагах с винтовкой наперевес идет солдат. Переулками вышли на Литейный, а затем свернули на улицу Некрасова. Постепенно мы с солдатом разговорились. Я стал просить его отпустить меня.
— Как я тебя отпущу, я должен сдать тебя в твою часть под расписку.
У солдата в кармане шинели лежал конверт с моей красноармейской книжкой и сопроводительным письмом комендатуры. В моей голове начал созревать план побега. Знал, что при возвращении в часть под стражей часового, мне несдобровать: гауптвахта, а может быть и трибунал.
Стал ласково совращать солдата:
— Браток, отпусти меня, ради Бога, мне ведь не поздоровится после того, как ты меня приведешь в часть. Я тебе вот и котелок с мясом отдам.
— Я и так могу это мясо забрать себе, — ответил он.
— Нет, не можешь. Оно же числится в сопроводительной, которая находится у тебя в конверте.
Солдат перекинул винтовку за плечо, полез в карман, открыл конверт, извлек оттуда мою красноармейскую книжку и сопроводительное письмо. Действительно, в письме было сказано, где я задержан патрулем и что у меня обнаружено в котелке.
— Тут вес не указан, отрежь половину себе, все равно в части мне его не отдадут, — предложил я солдату.
Он достал из кармана складной ножик, открыл крышку котелка и стал ножиком отрезать мясо. Я иду с ним рядом, подбадриваю его.
— Давай, давай отрезай побольше, не стесняйся, сваришь в печке и хорошо заправишься.
Пока солдат возился с мясом в котелке, пакет из его кармана перекочевал в мой. Дрожь колотила меня, но уже полдела было сделано. Солдат весьма вольно караулил меня, знал, что без красноармейской книжки я никуда не денусь.
Болтая с солдатом, я внимательно и цепко глазами искал подходящее место, куда можно было бы убежать. Проходим мимо улицы Чехова, вот угол дома, выходящего и на ул. Некрасова и на ул. Чехова. Как только миновали угол, я приотстал на полшага от солдата и молнией юркнул за угол, пробежал несколько метров и скрылся в парадном подъезде дома. Собрав все силы, стал подниматься вверх по лестнице. На первой же лестничной площадке лежал труп женщины, на втором марше распластался труп мужчины. Пока я пробирался по лестнице вверх, все время мне встречались трупы умерших. Наконец я уперся в чердачную дверь, на которой висел огромный замок. Я оказался в западне, бежать было некуда. В бессилии я присел на ступеньку чердачного марша лестницы и стал ждать своей участи. Сердце стало постепенно успокаиваться, я прислушался к звукам. На лестнице тихо, в разбитое окно лестничной клетки доносится отдаленный шум улицы.