Оборачиваюсь, но чтобы посмотреть Ямаде в глаза, приходится задрать голову.
– На самом деле гонок было больше, чем одна. И погибших тоже. Интересно, их родственники и возлюбленные тоже где-то в этой толпе?
Уголок рта Ямады дёргается. Я даже не успеваю подкрепить весь скотизм своих слов, демонстративно осмотрев толпу ещё раз – как в грудь врезается таран, свитер сминает в железных пальцах и откуда-то будто издалека доносится треск. Это растягивается горловина. Меня явно пытаются оторвать от земли. Оголившемуся животу становится довольно прохладно.
– Даже не отрицаешь?!
Лицо Ямады застыло маской презрения, но взгляд не столько зол, сколько растерян.
Закрываю глаза.
И тут же толпа вокруг затихает. Случилось что? Или у меня неполадки со слухом?
– Не здесь, – раздаётся за спиной голос Хью Хиро.
Узнать его можно не только по голосу, но и по запаху.
Свитер отпускают. Ткань соскальзывает по животу – и тому вновь становится теплее. Но взамен что-то шершавое хватает меня за шею сзади, прямо под волосы – похоже на обмотанные бинтом пальцы. И эти пальцы сжимаются, даря знакомое болезненное ощущение.
– Хиро-чан!
– Куда собрался?!
– Ещё! Ещё один бой!
– Не уходи, пока не проиграешь!
Ямада рывком разворачивается и врезается в толпу. Хиро же, не обращая внимания на возмущённые крики болельщиков, толкает меня следом. В рёбра тут же вонзается чей-то локоть, но я и охнуть не успеваю – как теснота расступается. Ловлю на себе многогранные взгляды: от любопытства до раздражения – но пальцы крепко сжимают шею, заставляя морщится и быстрее работать ногами. И очень скоро заасфальтированный ринг остаётся позади, как и возбужденные насилием зрители. А ведь кажется, там, среди них, было немного спокойнее…
А теперь меня куда-то ведут. Зачем?
Да стойте вы, дайте прийти в себя и подумать! И не надо так сжимать шею, я не собираюсь убегать… по крайней мере, пока.
Но что же делать? Продолжать в том же духе? Сказанного не вернёшь назад, но может, хватит изображать из себя подлеца? А голоса-то всё дальше…
Что? Мы выходим из парка?
Тротуар. Грузовик. Гостеприимно распахнутая задняя дверь фургона.
– Залезай.
– Не хочу.
Шею отпускают, но тут же толкают в спину. Успеваю поставить ногу на ступеньку раньше, чем расквасить об неё нос. И хотя мышцы уже начинают деревенеть, по инерции поднимаюсь выше.
За спиной раздаётся скрип и щелчок.
И темнота внутри становится абсолютной.
Прошу, только не это!
Снаружи звучат голоса, но слов не разобрать – уши уже забило ватой, грудь сдавило… да так, что не вздохнуть и не выдохнуть.
Здравствуй, клаустрофобия. И тебе привет, никтофобия. Давно не виделись.
Что там садюга-психиатр говорил? «Дышать размеренно»?
Но как заставить себя вдохнуть?!
Утробно заурчав, оживает двигатель. Пол под ногами встряхивает, меня бросает назад. Удар спиной о запертые двери выбивает из лёгких остатки воздуха, зато немного проясняет мысли – и я вспоминаю про сотовый. Тут же вытаскиваю, трясущимися пальцами – осторожно, стараясь не выронить. Подсветка экрана включается, и сразу становится чуточку легче. Заставляю себя сделать глубокий, долгий вдох. До этого стен не было видно, но сейчас они надвигаются, сдавливают, грозя вот-вот расплющить…
Ноги подкашиваются. Падаю. Подтянув колени к животу, начинаю считать про себя: один, два, три…
А ведь я проходил лечение. Долбаный садюга-врач в качестве терапии заставлял переживать приступы ужаса снова и снова, сначала выключая свет на несколько секунд, потом всё увеличивая интервал. Это было гадко – обливаться потом от заполняющего внутренности страха, да ещё под этим преследующим, внимательным взглядом, от которого не скрыться… Я даже занимался дома. Залезал в шкаф. В тьму и тесноту. Терпел, сколько мог. И всё ради того, чтобы унизительные визиты к психиатру побыстрее закончились.
Своего я, надо сказать, всё же добился: наглотавшись успокоительных, прошёл проверку и получил справку об окончании терапии.
Конечно, это не значит, что я вылечился. Но по крайней мере сейчас, вместо того, чтобы биться о стены и выть, я могу заставить себя дышать медленно и размеренно, и даже более или менее связно мыслить. Пусть и сжав кулаки до хруста в костяшках пальцев.
Но сколько я выдержу?
Плевать, куда и зачем меня везут, лишь бы выпустили скорее!
Но машина всё никак не останавливается. Несколько раз она плавно поворачивает, вроде бы притормаживает, а потом снова ускоряется.
Пытаюсь сосредоточиться на движении, забыть о стенах, но к горлу всё сильнее подкатывает тошнота. Держу телефон двумя руками и смутно понимаю, что должен кому-нибудь позвонить. Меня же… вроде как опять… похитили? Но кому? Сестре? И признаться, что наврал? После всего, что она пережила из-за меня?
Нет. Всё будет хорошо. Меня не похитили, мы просто едем в место, где сможем нормально поговорить. Мне просто надо как-то справиться со своими фобиями. Просто…
Но вдруг это всё сделано специально? Вдруг они знали… и специально заперли здесь? Чтобы я сошёл с ума? Такими темпами, когда грузовик остановится и двери откроются, сидеть на полу уже будет овощ, пускающий слюну.
Странное дело, я никогда не брезговал унижаться, играя роль забитого тихони, но сейчас злюсь при одной только мысли, что могу стать жалким, не контролирующим себя психом. Что они увидят меня таким.
Не хочу.
Прошу вас. Не надо.
Глава 8 - Вибрирующее наказание
Двадцать… Тридцать. Тридцать одна.
Отсчитываю минуты, следя, как меняются цифры на дисплее телефона. И чувствую, как с каждым мгновением истончается тонкая перепонка злости, пока ещё защищающая меня от унизительного, беспричинного и всепоглощающего страха. Того самого, что называют безумным.
Тридцать две.
Тридцать две минуты я борюсь за свою гордость. А потом машина всё-таки останавливается.
– Спускайся, – приказывает голос Гуро из-за распахнувшейся двери.
На ватных ногах спрыгиваю на землю, падаю – но кто-то успевает подхватить меня за локоть. И тут же глаза закрывает мягкая повязка, телефон вырывают из одеревеневших пальцев, а по бокам проходятся большие ладони, хлопают по карманам… Что-то поздновато спохватились. Любители.
Быть может, мне закричать?
Начать пинаться? Кто знает, что они задумали сделать со мной? Теперь, когда нет даже телефона…
Нет. Не могу. Я не настолько жалок, чтобы звать на помощь!