– Удивлён?
Холодные кончики пальцев проходятся по шее и пару раз задевают ухо.
– А?.. Э… Да…
– Видишь ли, мы поспорили. Я поставил на то, что ты придёшь без денег и без замены, а он, что ты приведёшь вашего старосту. Гуро же – что сегодня нам перепадёт тридцать тысяч.
Слушая Ямаду, я смотрю прямо перед собой, интуитивно понимая, что его слова как-то связаны с происходящим, но пока не улавливаю сути. Вот Гуро зачем-то усаживается на маты, прямо перед раздевающимся Хиро, вот помогает ему стянуть трусы…
…что-что, простите?
В груди начинает колоть.
Они что, решили довести меня до сердечного приступа?!
Рука на плече напрягается, Ямада подсаживается впритык, обволакивая меня тонким земляничным ароматом и ставя початую банку пива прямо на моё колено.
– Расслабься. Раз они проиграли, отрабатывать долг тебе не с кем. Вместо этого просто составь мне компанию.
Банку он отпускает. Та вроде бы остаётся стоять ровно, но вдруг перекашивается в одну сторону – еле успеваю поймать её онемевшими пальцами. Ну правда, жизнь меня к такому не готовила совершенно! Одно дело, когда хулиганы тебя бьют – это больно, обидно, но в порядке вещей. А когда они перед тобой…
Как-то не похоже на розыгрыш.
– Эй, там… повернитесь немного, нам с Миурой-куном не видно.
Хью Хиро послушно чуть поворачивается боком, и становится видно голову Гуро у низа его живота. Однако, как же хорошо, что все окна вновь плотно закрыты ставнями, а оболочка китайского фонарика сильно рассеивает свет одной-единственной лампочки, делая отдельные детали практически невидимыми. Но, если затаить дыхание, становится слышно негромкое причмокивание.
– Пей.
Послушно, не отрывая взгляда от поджавшихся, напряженных ягодиц рыжего кудряша, я отпиваю из банки, даже не чувствуя вкуса. И вдруг вспоминаю, как несколько лет назад, когда мы с родителями жили в однокомнатной квартире, часто все вместе смотрели по вечерам телевизор. В полуночной программе иногда показывали американские фильмы, а в них часто можно было увидеть сцены, граничащие с эротическими. И каждый раз я делал вид, что мне срочно надо сходить попить. Или пописать. Или почесаться. Кто хоть раз оказывался в подобной ситуации – тот поймёт, как это стрёмно. Вот и сейчас мне вдруг становится жуть как не по себе. Каждый мускул тела напрягается, повторный глоток застревает в горле, взгляд уплывает в сторону… Но заставив себя не закашляться, а проглотить пиво, я несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю. И именно в этот момент рука Ямады, всё ещё обнимающая меня за шею, снова оживает, задевает пальцем мочку уха и проходится по шее невесомым касанием. Мурашки тут же скапливаются у основания шеи и, не спрашивая разрешения, ломятся вниз по позвоночнику.
От дикого напряжения кружится голова.
Я даже не сразу понимаю, что происходит, когда ладонь Ямады закрывает ухо, а сам он придвигается с другой стороны. Острые зубы кусают за шею, и тут же влажный язык мокро проскальзывает по месту укуса, выше. Губы причмокивают – и новая волна дрожи скатывается по спине.
Должен ли я что-то сказать?
Как-то реагировать?
Хотя отреагировать я всё равно не могу, даже узнай я, как. Тело одеревенело. Весь напряженный, сижу, снова уставившись на парочку по ту сторону покосившегося стола. Голова Гуро продолжает ходить назад-вперёд, и единственное, что изменилось – его руки теперь на ягодицах Хиро: они мнут их, жмакают, сминают. Кажется, что тот пытается вонзить пальцы в жёсткие и одновременно податливые полушария. Неровные, бугристые из-за напряженных мышц, но по-своему привлекательные…
Боже, о чём это я?!
К колену прикасаются. Ямада. Чёрт возьми… он меня что, соблазняет?! Чтобы остановить скольжение по ноге, я ставлю банку пива на пути его руки. И вздрагиваю от нового выдоха в ухо. Непроизвольно закрываю глаза.
И тут же открываю, пытаясь вскочить… но рука на плечах наливается тяжестью и буквально придавливает меня к дивану, а пиво из перевернувшейся банки продолжает выливаться мне на ширинку.
Что за детские выходки?!
– Смотри, что ты наделал, Миура-кун, – мочку уха прикусывают, заставляя сморщиться. А когда отпускают, жаркое, плотное дыхание едва не сжигает всё моё ухо целиком. – Придётся снять, чтобы быстрее высохло.
Сердце колет снова. Странно, никогда на него не жаловался, даже пробегая затяжной кросс на десять километров. А тут, надо же, прихватило.
– Д-да н-ничего с-страшного, – предпринимаю попытку сохранить штаны на месте, всё ещё тупо пялясь прямо перед собой и вспоминая, как же так легко и бесстрашно вчера снял их сам!
– М-м-м, – ладонь прижимается к ширинке. – А твой дружок не замёрзнет?
– Н-нет.
Я только-только набираюсь смелости отвести взгляд от парочки по ту сторону стола и взглянуть на Ямаду, как Гоку вдруг укладывается на спину, а Хиро забирается на маты и встаёт на колени прямо над ним. Прямо над членом весьма пугающих размеров, почти упершимся ему между ягодиц. Рука на моей ширинке замирает. Кажется, Ямада тоже увлечён наблюдением. Да и кто бы не увлёкся, видя, как мускулистый, но довольно изящный парень обхватывает собственные ягодицы, слегка разводя, и начинает медленно опускаться на толстый длинный член. Как замирает. Как откидывает голову. Как вдруг волосы, собранные в короткий высокий хвост, рассыпаются по плечам, а пальцы вжимаются в ягодицы сильнее. И как член постепенно вдавливается внутрь, то и дело заставляя мускулистую, позолоченную искусственным светом спину мелко подёргиваться.
Кажется, я забыл, как дышать. И в штанах становится несколько тесновато. Вот ни в жизни бы не поверил, что у меня встанет на нечто подобное – не иначе как в пиве какой-то афродизиак. Ну или я просто долбаный извращенец.
– Извращенец, – будто подслушав мои мысли, шепчет Ямада, снова поджаривая ухо дыханием, но пока больше не пытаясь укусить. – Что, нравится?
Нет? Да? Не знаю? Кажется, спины его дыхание тоже коснулось, иначе с чего бы вдруг так жарко?
– Н-не очень.
– Правда?
Пальцы на ширинке сжимаются, точно выцепляя взбудораженный орган вместе с тканью брюк, с молнией, заставляя резинку трусов больно врезаться под головку.
– Д-да! Правда! Пожалуйста, н-не надо, мне больно!..
Я пытаюсь одновременно оттолкнуть от себя Ямаду и уйти от его руки, но зря. Это всё равно, что пытаться оторвать самому себе член.