* Автор наконец был найден; заказ на написание книги на французском языке был сделан из Нью-Йорка, а права на издание были проданы французам.*
** Речь идет о районе Парижа, в котором находится Латинский квартал. (Прим. ред. )*
Кризис французского марксизма отразился и на отношении к Великой французской революции. Не надо забывать, что французские левые были воспитаны на революции и в первую очередь на якобинстве. А если говорить конкретнее, то революционная история Франции во многом заменяла им политическую теорию и отвечала на все их вопросы, что убедительно доказал Тони Джудт [223]. Поэтому отказ от старых радикальных убеждений автоматически подразумевал ревизию истории революции. Однако эта ревизия, как не преминул отметить Джудт, на самом деле была направлена не против марксистского ее толкования; пересматривалось все, что делали французские интеллектуалы радикальных взглядов начиная с 40-х годов прошлого века, и, как мы уже видели, все, что делали французские либералы начиная с 20-х годов того же столетия. Это было наступление на основные позиции французской интеллектуальной традиции, а значит, не только на Маркса, но и на Гизо, и на Конта.
Однако существуют и другие, не связанные с эмоциями причины, по которым начиная с 70-х годов развенчание французской революции не казалось уже, как раньше, кощунством.
Первая из них связана исключительно с Францией. Со времен второй мировой войны страна претерпела столь глубокие изменения, что стала почти не узнаваемой для тех, кто бывал здесь до войны. Многие скептические замечания в отношении буржуазного характера французской революции основываются на сравнении сегодняшней модернизированной Франции — Франции развитой промышленности, передовой технологии, преобладающего городского населения — с преимущественно сельскохозяйственной и мелкобуржуазной Францией XIX века; на сравнении Франции 40-х годов нынешнего века, в которой 40 % населения было занято в сельском хозяйстве, с Францией 80-х годов, в которой лишь \122\ 10% населения связано с фермерством. Экономическое преобразование страны после второй мировой войны не имело ничего общего с революцией 1789 года. Невольно напрашивался вопрос о том, что сделала буржуазная революция для капиталистического развития. Вопрос этот не праздный, хотя не надо забывать, что по стандартам XIX века Франция была одной из самых развитых в экономическом отношении стран, а контраст между тем, что представляли из себя другие развитые капиталистические страны до 1914 года, и тем, чего они достигли после 1970 года, не менее разителен, чем во Франции.
223
Judt T. Marxism and the French Left. — Oxford, 1986. — P. 177: «Символические моменты революционного опыта 1789—1794 годов и в меньшей степени 1848 и 1871 годов были взяты на вооружение в качестве отправных моментов всеми учеными-мыслителями. Большинство французских ученых, которым за тридцать, не только обязаны своим пониманием политического климата широко популяризованным работам этих мыслителей (Матьеза, Жоржа Лефевра, Альбера Собуля, а также Жореса и Люсьена Герра), но также и вынуждены вновь обращаться к ним в поисках эмпирической основы для своих метафизических заключений. Для них Великая французская революция — это процесс, в котором в любой момент можно найти ответ на любой нерешенный вопрос в реальной политической жизни Франции».