– Говорил, мол, нас таких теперь двое в замке, калек одноруких. Как бы путать, говорил, не начали.
Сказав это, он утёр испарину со лба той же тряпкой, которой был накрыто тела шута, и вжал голову в шею. Король неотрывно смотрел на карлика ещё несколько секунд, после чего развернулся и зашагал к выходу.
– Ваше величество, – донёсся голос пыточника позади. – Что велите делать с телом? Я хотел испросить дозволения изучить его. С точки зрения анатомии ваш шут представляет большой интерес…
– Похоронить. На погосте при церкви святого Готфрида.
Покидая пыточную, король услышал изумлённый вздох мастера Уоллеса. Тот наверняка ожидал, что Эдвальд разрешит искромсать его, а после отнести тело на псарню, но нет.
Карлик никогда не боялся говорить королю правду и не растерял самообладания даже в последние мгновения жизни. Сохранять присутствие духа, пока тебе причиняют невообразимые мучения, выкручивают суставы и ломают кости – дано далеко не каждому. Даже удивительно, как такой маленький человек может вытерпеть столько боли. Нет, насколько Тилль заслужил кару за предательство, настолько же он не заслужил достойные похороны. Негоже мяснику Уоллесу измываться над ним ещё и после смерти.
***
Порой по вечерам Эдвальду нравилось приходить в тронный зал. Когда он впервые, ещё мальчишкой, попал сюда, на стенах висели золотые орлы на чёрном фоне, мрачный символ иноземной власти. Теперь же на их месте красовались грифоны, золотые на алом. Знак победы и грандиозного будущего дома Одерингов, которое он добыл великой ценой.
Обычно эти огромные яркие полотна воодушевляли, но сегодня Эдвальда как никогда одолевали тяжёлые думы. Он медленно поднялся по ступеням, уселся на каменный трон и подпёр подбородок кулаком.
Когда-то он назначил шута своей «правой рукой», теперь же последние слова карлика навели на размышления. Король отдёрнул рукав и взглянул на культю. Нет. Правая рука должна всегда быть рядом. Она должна быть символом. Чем-то могучим, незыблемым, железным…
Мысли Эдвальда прервал неожиданно появившийся Гильям Фолтрейн. Вид у него был торжествующим.
– Казначей пойман, ваше величество, – голос рыцаря отражался от стен гулким эхом. – Он пытался покинуть город, но Серые судьи его остановили и доставили в замок.
– Приведи его. Немедленно.
Явос Таммарен выглядел невозмутимым, но в глазах его читалась печаль и немой укор. Одежда казначея была испачкана, а сам он заметно прихрамывал и морщился при каждом шаге. Сир Гильям встал позади, брезгливо глядя на старика.
– Поведай же мне, Явос, что произошло, – проговорил король.
– Какие-то болваны в серых сутанах стащили меня с лошади, ваше величество, – невозмутимо ответил казначей. – Боюсь, я сломал ногу.
– Тебя искали два дня. Где ты был всё это время?
– Я навещал старых знакомых в городе, как вдруг вспыхнули беспорядки, и я оказался вынужден скрываться. Прошу прощения, что не предупредил, ваше величество.
– Как же так получилось, что ты решил без предупреждения покинуть замок как раз во время побега моей дочери? И как беглецы получили казначейского скакуна? Быть может, стоит высечь конюха?
– Нет нужды сечь невиновных людей, ваше величество, – спокойно ответил казначей. – Да, я помог бежать вашей дочери. И помог сиру Дэйну Кавигеру увезти её из замка.
– Куда же они направились?
– На запад, к морю. Я велел подготовить им корабль. Вскоре принцесса окажется на островах Миррдаэн. И там до неё не дотянутся даже ваши длинные руки.
– Твои слова меня изумляют, Явос, – вздохнул король и продолжил ожесточённо: – Ты хоть осознаёшь, старый дурак, что ты натворил? Это измена. И карается она смертью.
– Несмотря на мой возраст, я прекрасно всё осознаю, ваше величество. Более того, прийти к этому осознанию я помог и юному Дэйну.
– И что же вы с ним осознали?
– Ваше безумие, – с печальной улыбкой ответил казначей. – Собственноручное убийство жены и бывшего патриарха, эти перемены в Церкви, обращение всей страны к вере в жестокое божество и, наконец, сегодняшняя бойня в городе, подобной которой я не припомню даже в Войну короны. Такое по собственной воле может сотворить либо жестокий болван, либо безумец. Но болвану я служить бы не стал.
– Значит, ты служил безумцу? – ледяным тоном спросил Эдвальд.
– Болваном можно родиться, безумцем же – только стать. Взойдя на престол, вы им не были. Но теперь, к моему сожалению, я могу заключить лишь, что вы безумец. Жестокий и кровожадный.