– Добрые люди, – взмолился Дэйн. – Вы ошибаетесь. Мы ведь не сделали ничего дурного…
– Ага, а меч тебе для красоты, значится? – долговязый ткнул пальцем в ножны, показавшиеся под балахоном.
Рыцарь отчаянно пытался дотянуться до рукояти, но всё было тщетно. Лучше бы он сунул за голенище неприметный кинжал, чем брал с собой этот треклятый меч.
– Чего б с вами, сволочами, сделать, – задумчиво проговорил долговязый. – Может, руки отрубить? У тебя и штука для того подходящая есть…
Он неуклюже выхватил меч из ножен Дэйна и взял оружие на манер мотыги. «Дрянной хват, неумелый, – вдруг подумалось рыцарю. – Будь они один на один в поединке на мечах, этот деревенщина и шагу не успел бы сделать. Сразу бы рухнул замертво.»
– Точно! Отрубим руки! – обрадовался громила.
– Нет, – долговязый сжал губы. – Долго и тяжко. Вот пальцы – куда быстрее и проще. Ну, а потом можно и отпустить. Пусть уроком будет на всю жизнь. Но это для тебя, а вот что бы с твоим дружком-негодяем сделать? Руки трогать не будем – должен же тебе кто-то задницу подтирать. А вот ноги…
– Уоррен! – вдруг неуверенно позвал громила, что держал Мерайю. – Это, кажись, не парень.
Держа девушку одной могучей рукой, другой он ощупал её грудь и добавил:
– Да, точно! Девка это!
– Вот так история! – всплеснул руками долговязый, хищно взглянув на принцессу. – Семейный подряд? Ну, тогда можно и позабавиться.
Дэйн, не веря, что это происходит на самом деле, посмотрел на Мерайю. От страха девушка не могла издать ни звука, а в её глазах застыли слёзы.
– Чур я первый, Уоррен! – вскрикнул коротышка. – Я же предложил!
– Чёрт с тобой, Билл, – махнул рукой долговязый. – Делай, с ней что хочешь. А ты, – сказал он громиле, который сжимал Дэйна, словно в тисках, – тащи засранца вон к тому камню да положи его руку поудобнее. Начнём с правой…
Рыцарь изловчился и пнул Уоррена пяткой в колено. Тот вскрикнул, ругнулся и ударил Дэйна в живот столь сильно, что в глазах помутнело. Камень, что ещё недавно служил столом, теперь стал плахой, вроде тех, на которых рубили мясо мясники. Долговязый кое-как замахнулся мечом. С обезумевшей от ужаса Мерайи стянули монашеское одеяние и теперь пытались разорвать дорожное платье. Дэйн понял, что отступать уже некуда.
– Стой! – прохрипел он. – Погоди! Я скажу вам, кто мы!
Уоррен осторожно опустил меч и окрикнул своего приятеля:
– Эй, Билл! Придержи коней! Тут почти калека нам что-то сказать хочет.
– Да чего он скажет! Пёс брехливый…
– Никуда твоя девка не денется! Обожди!
Из-за спины долговязого послышался тяжёлый вздох и ругань.
– Ладно. Чего там у него? – вновь раздался голос коротышки.
Рыцарь набрал побольше воздуха в грудь, понимая, что другого шанса у него не будет.
– Я сир Дэйн Кавигер, командующий королевской гвардией его величества короля Эдвальда Одеринга, – скороговоркой выпалил Дэйн, – а эта девушка – его дочь, принцесса Мерайя Одеринг. Если вы приведёте нас в Энгатар, то получите богатую награду.
Деревенщины застыли с изумлением на лицах.
– Много я баек слыхал, но ты всех переплюнул, – усмехнулся Уоррен. – Чего ж тогда вы оба здесь делаете?
– Сбежали из замка. Её отец даст вам столько золота, сколько она сама весит.
– Если ты говоришь правду, то нам придётся тащиться с вами в столицу, но по пути вы можете и сбежать, – задумчиво проговорил долговязый. – А если брешешь, то почему бы нам не отсечь тебе пальцы и порезвиться с твоей подружкой? А потом повесить вас обоих вон на том дереве за то, что нам голову морочите?
– Клянусь рыцарской честью, что говорю правду, – прохрипел Дэйн.
Уоррен склонил голову набок, задумчиво прищурился и, обернувшись, спросил:
– А ты что думаешь, Билл?
– Я думаю, что принцессы у меня ещё не было! – расхохотался коротышка. – Брехня всё это!
– Вот и я так думаю, – коротко сказал Уоррен и, неумело замахнувшись, резко, словно топор дровосека, опустил лезвие на камень.
Руку Дэйна пронзила нестерпимая боль. Он закричал так громко, что даже коротышка Билл повернулся посмотреть. Долговязый поморщился и отложил меч в сторону, а рыцарь с ужасом опустил взгляд на руку. Клинок отсёк ему четыре пальца до последней фаланги. Окровавленные обрубки судорожно дрожали и дёргались, и чем дольше Дэйн смотрел на них, тем больнее ему становилось. Рыцарь зажмурился. Из глаз брызнули слёзы, а изо рта вырвался новый душераздирающий вопль.