– Я не смогу доработать, – сказала она, – позвоните, пусть кто-то выйдет. И хирурга срочно сюда, пусть посмотрит Николая Алексеевича.
Тот покачал головой и хрипло заверил Фриду, что с ним все в полном порядке, и сто раз он бывал в драках гораздо хуже этой и всегда выходил победителем, разгоняя несметные полчища врагов, так что просто сейчас попьет водички и зашьет ей рану на затылке.
Оставалось только молиться, чтобы не поступили в отделение больные, пока коллега едет ей на смену. Фрида не была уверена, что в своем теперешнем состоянии сможет оказать квалифицированную помощь, и состояние Николая Алексеевича сильно ее тревожило. Слишком уж он бодр для только что избитого человека.
Дальнейшее Фрида помнила совсем смутно. Она вызвала дежурного терапевта, который был человек опытный и мог подстраховать ее до появления смены, и когда увидела наконец коллегу, с беспокойством заглядывающего ей в лицо, улыбнулась и закрыла глаза.
Не знаю, было ли мгновение нашего единения самым прекрасным мигом моей жизни, или, наоборот, самым страшным, если знать, что произошло потом. Знаю одно – я родилась для того, чтобы пережить эту минуту. Трудно писать об этом – первый секс влюбленных подростков всегда кажется со стороны смешным пустяком. Для всех, только не для них. То, что вызывает смех у взрослых людей, разочарованных и давно потерявших веру во все, кроме самых примитивных радостей, является, может быть, переживанием такой глубины и силы, какое дано испытать только избранным.
Со временем сердце остывает, человек оставляет позади очень много такого, к чему уж никогда не вернуться, и, оглядываясь, с каждым днем видит позади все более длинную дорогу. Горько сознавать, что никогда не случится больше первой любви, первого поцелуя и время романтики и чуда упущено безвозвратно. И человек вглядывается в пройденный путь, пытаясь разглядеть в тумане былого то, чего там никогда не было, но контуры чего обманчиво и маняще вырисовываются теперь. А раз нельзя шагнуть обратно в этот туман, так почему бы не принять его за реальность?
Многие, очень многие люди никогда не знали того, что воображают себе сейчас, но со мной все иначе. Я, наоборот, хотела бы многое забыть или хоть помнить не так остро.
Люди скажут, что никакого чуда не происходило с нами, а просто два подростка столкнулись на пике гормональных бурь, вот и все. Никто не травился, не втыкал в себя кинжал и даже не забеременел, так что единственный ущерб от этой истории – моя слишком беспечно утраченная девственность. Но я не жалела о ней тогда, не жалею сейчас, и будь я проклята, если пожалею когда-нибудь в будущем. Если забуду то чудесное ощущение и вдруг подумаю, что оно того не стоило. Или решу, что оно померещилось мне только сейчас, когда настоящие воспоминания потускнели и потеряли четкость очертаний в тумане прошлого.
Оно произошло с нами, это чудо. Помню, как билось сердце, когда мой избранник первый раз пошел провожать меня до дома, а потом мы поцеловались возле подъезда. Я догадывалась, что будет поцелуй, и страшно волновалась, что нас увидят родители или соседи, и боялась опозориться, потому что раньше никогда ни с кем не целовалась, но как только наши губы соприкоснулись, я забыла обо всем, и мир будто провалился.
Я поняла, что мы созданы друг для друга, и была уверена, что мой возлюбленный тоже это знает, поэтому ждать чего-то, выторговывать какие-то гарантии, прежде чем расстаться с невинностью, казалось мне глупой и пошлой уловкой, недостойной наших чувств. Мы вместе душой и телом, вот и все.
Жизнь моя разрушилась быстро, и слишком рано узнала я горькую боль предательства, но все равно тот год с небольшим, что мы провели вместе, подарил мне такое счастье, что, надеюсь, оно никогда не изгладится из моей памяти.
Мы совсем забросили учебу, ибо все наши помыслы были направлены только на то, чтобы побыть вдвоем. Мы сбегали с уроков и шли ко мне или к нему, а если днем нам никак не удавалось соединиться, то мы скитались по улицам, хищно высматривая любую норку, чтобы юркнуть туда. Не знаю, как теперь, а тогда в Петербурге было много местечек, подходящих для озабоченных подростков, и, думаю, мы испробовали все.
Я спокойно относилась к возможности забеременеть и, думаю, в глубине души даже хотела, чтобы наша любовь воплотилась в новую жизнь. Дети – самое важное, а все остальное как-нибудь да образовалось бы. Но мой возлюбленный был очень осторожен, несмотря на молодость и страсть. Говорил, и так чувствует себя виноватым, что лишил меня первой брачной ночи в полном смысле этого слова, так уж пусть дети родятся как положено. Врал, конечно, а я, дурочка, только больше восхищалась его благородством.