— Ужасно! — воскликнула я со всей экспрессией, на которую была способна.
— Как вы считаете, у вас хорошая память?
— Никогда не жаловалась, — по-видимому, хорошая, — отвечала я с некоторым удивлением.
— Если я буду заниматься с вами английским языком, вы обещаете приложить все усилия, чтобы попытаться сдать приемный экзамен?
— Да, конечно! — вскричала я в восторге. — Но ведь последние сроки приема уже через месяц! Выучить язык за такой короткий срок? Это же невозможно! — добавила я с большим унынием.
Мисс Пэгг обратилась к маме:
— Послушайте, мадам Андрейев, я хочу провести эксперимент. Я буду давать Вере уроки — каждый день по три часа в день — и ничего с вас не возьму. Вера обязуется употребить все свои способности и прилежание, — посмотрим, что из этого выйдет!
Стоит ли говорить, с каким восторгом мы с мамой согласились принять это необыкновенное предложение!
С этого дня и начались наши занятия с мисс Пэгг. Надо сказать, что у этой великодушной женщины было высшее филологическое образование и у себя в Англии она преподавала в университете, а одно время была диктором лондонского Би-би-си.
Да, я постигла все тонкости английского языка, я писала на нем сочинения на вольную тему, переводила Тургенева и даже блоковскую «Незнакомку»… Но это было в конце рокового месяца, а в начале занятий мое распределение дня было таково: после обеда мы занимались без передышки три часа, а все остальное время дня, а то и ночи — часов до двенадцати — я посвящала зубрежке заданных уроков. Сколько она мне задавала! Какой-то ужас иной раз охватывал меня: страниц пять грамматики, огромное стихотворение наизусть — ужасный Шекспир, со своим архаическим, тяжеловесным языком! — огромный кусок перевода с английского и еще больший с русского на английский, сочинение на заданную тему — например: «Прогулка по зимнему лесу»… И это все на один день!
Как я зубрила! Целый божий день без передышки, едва успевая наскоро перекусить, я твердила английские слова, из меня так и сыпались английские неправильные глаголы. Даже во сне меня преследовала тень отца Гамлета и три ведьмы из «Леди Макбет», которые повторяли: «Леший крикнул, кот мяукнул — пора, пора!»
Мы проштудировали с мисс Пэгг все возможные варианты вопросов, которые только могут возникнуть в самом воспаленном воображении экзаменующих. Я вызубрила во всех нюансах и подробностях свою собственную биографию, а мое страстное желание работать медсестрой в Американском госпитале было составлено в таких убедительных и трогательных выражениях, что должно было смягчить самое закостенелое сердце.
И вот настал день, когда мы с мисс Пэгг перешагнули порог госпиталя: она вся дрожащая и взволнованная, я тоже взволнованная, но старающаяся не подать виду, — я чувствовала себя подобно некому сосуду, наполненному до краев цитатами из Шекспира, Голсуорси и из собственной программной речи. Мисс Пэгг, благословив меня в последний раз, осталась в холле, а я деревянной походкой пошла по коридору к заветной двери.
Мисс Харелл сидела все за тем же столиком, — казалось, она не сходила с этого места весь месяц. На ее мраморном белом лице отразилась смесь чувств, среди которых явно преобладало удивление, явно переходящее в возмущение. Сейчас она меня выгонит, поняла я и поскорее заговорила на чистейшем английском языке, прося прощение за свое вторжение, но вот я осмелилась прийти еще раз… все это время я усердно изучала язык, и мне кажется, что приобрела некоторые знания и могу надеяться поступить в школу… По мере того как я говорила, рыжеватые брови мисс Харелл поднимались все выше на ее лбу, а зеленоватые глазки сделались почти квадратными. Жестом прервав мою речь, она проявила живость, совершенно не свойственную ее виду мраморной статуи, и поспешно вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась в сопровождении нескольких женщин и, широким жестом показывая на меня, сказала:
— Вы только послушайте, как говорит эта девушка! Месяц тому назад она не понимала ни слова по-английски, даже поздороваться не умела, и вот сейчас… Говорите, пожалуйста, мисс, расскажите преподавательскому персоналу, как вы сумели в один месяц выучить язык?
И вот я без запинки, употребляя самые изысканные выражения, стала отвечать на самые заковыристые вопросы. Легко и непринужденно слова слетали у меня с языка, повергая преподавателей и мисс Харелл в состояние, близкое к тому, какое испытал бы человек, увидя внезапно собаку с двумя головами, — не может быть! Это был настоящий триумф, и в конце разговора мисс Харелл встала и пожала мне руку:
— Можете считать себя принятой, мисс Андрейев, — она что-то такое сделала из моей фамилии, что я с трудом поняла, о ком речь.