Мы с Саввкой предпринимали далекие прогулки по городу. Мы с ним рисковали даже ездить на трамваях — скрипучих сооружениях с выступом вокруг всего вагона. Трамваи были всегда переполнены, но неунывающие итальянцы прицеплялись снаружи. Трамвай мчался, раскачиваясь, обвешанный этой гирляндой живых тел, и сам казался одушевленным. На остановках люди соскакивали еще на ходу, из дверей высовывался кондуктор, свирепо вращая глазами, что-то кричал, но горе-пассажиры отворачивались с безразличным видом. Потом кондуктор скрывался в глубине трамвая, и изнутри доносился его хриплый крик:
— Аванти! — что означало «вперед».
Трамвай дергался с места, и «зайцы» снова облепляли его со всех сторон. Все это проделывалось с бесшабашной веселостью, да и сам кондуктор со своим свирепым видом тоже, казалось, потешался вместе с безбилетными пассажирами над их ловкостью и неуловимостью.
Нам нравились беспечные, веселые итальянцы — какой контраст с медлительными немцами, на которых мы достаточно насмотрелись в Берлине! До чего же нам надоела их чопорность и пресловутая любовь к порядку, их чистенькие трамваи, благовоспитанные детки, всегда умытые и тщательно причесанные. Здесь все было совсем другое, уютное и дружелюбное. Сами улицы были какими-то домашними, от широких плоских плит, которыми они были вымощены, веяло чем-то теплым, как будто бы их согрели тысячи ног прохожих, обутых кто во что горазд, иной раз просто в домашние тапочки и стоптанные сандалии.
Были мы на знаменитом Понте Веккио — древнем мосту через мутную реку Арно. Он походил скорее на продолжение улицы, чем на мост, так как был весь застроен низкими старинными домами с лавчонками, бойко торговавшими разными флорентийскими сувенирами: маленькими гипсовыми фигурками святых, среди которых мы с трудом узнавали Давида Микеланджело, его «Ночь», «Персея» Бенвенуто Челлини, бюсты самого Микеланджело и Леонардо да Винчи с его волнистой бородой, — кстати, только эта борода и была похожа на знаменитого флорентийца. Сувениры раскупали сухощавые англичане, разительно выделявшиеся среди итальянцев ростом и добротными костюмами из твида. Цедя сквозь зубы невразумительные замечания своим тощим спутницам с длинными лицами и такими же зубами, они надменно и презрительно прохаживались между лавчонками. Нам очень не нравились их высокомерие и презрение, с которыми они обращались с простодушными итальянцами. Как будто бы это были не люди, а какие-то низшие, недостойные внимания существа. Откуда такая спесь? Однако мы вскоре заметили, что простодушие и доверчивость итальянцев были скорее напускными, чем настоящими. Они очень искусно умели всучить иностранному покупателю вещицу с каким-нибудь изъяном; ловко прикрыв пальцем трещину на гипсовом теле очередного Давида, продавец с подкупающей искренностью в глазах, с неподдельным восхищением, чуть не плача от восторга над высокой художественностью произведения, заламывал несусветную цену за уродливую фигурку. Покупатель платил как загипнотизированный. Фигурка молниеносно заворачивалась в бумагу, а продавец, утерев трудовой пот, обильно выступивший на его вдохновенном лице, лукаво подмигивал соседу, готовясь атаковать следующего покупателя.
Странное впечатление производил мост Понте Веккио: старинные дома нависали над самой водой, глядя крошечными окошками прямо в мутные стремительные воды Арно. Неужели в самом деле там живут люди, едят и спят спокойно над этой вечно движущейся водой? Интересно, какой же у них почтовый адрес, неужто так и пишут: Флоренция, Понте Веккио, номер пять?
Однажды мы долго пробирались с Саввкой по каким-то улочкам, потом ездили на трамвае, зигзагами вверх. Постепенно вагон почти опустел, из окна все виднелись глухие высокие стены, из-за которых поднимались только верхушки деревьев и остроконечных черных кипарисов. Наконец и эти стены исчезли, трамвай сделал последний поворот и остановился в тени деревьев небольшого парка.
— Пьяццале Микель Анджело! — провозгласил кондуктор, и мы поспешно вылезли, с нетерпением оглядываясь вокруг.
Ничего особенного не было видно, но вот мы сделали несколько шагов, и из-за деревьев вдруг предстала перед нами большая пустынная площадь, ограниченная балюстрадой.
— Смотри! — крикнул Саввка.
Мы бегом ринулись к ограде и остановились потрясенные — у наших ног раскинулась Флоренция! Она была видна вся, со всеми своими домами и храмами, с дворцами и башнями, с рекой Арно, с темным пятном парка Кашине, со всем лабиринтом улочек, улиц и площадей. Посередине высоко над домами возвышалась пестрая громада Дуомо — собора Санта Мариа-дель-Фиоре — даже отсюда отчетливо были видны розоватые полосы на его колокольне. Все это виделось совсем близко, очень четко и в то же время сверху — мы как бы летели над городом, а он лежал под нами, подобный жемчужине, вправленной в ожерелье голубых холмов.