– Не хотите присоединиться к доктору в его целебном упражнении, милорд?
Грей тут же отвел взгляд от Франклина и посмотрел на барона. Тот уже снимал камзол. Но прежде, чем Грей придумал ответ, Франклин поднялся, сказал, что на сегодня он достаточно укрепил здоровье, с насмешливым интересом посмотрел на Грея и добавил:
– Впрочем, мой уход, разумеется, не должен помешать вам, месье.
Барон тут же надел камзол, с безукоризненной вежливостью сообщил, что присоединится к ним в библиотеке за аперитивом, и вышел.
Грей помог Франклину одеться. Страдающий плечевым артритом американец медленно просунул руки в рукава шелкового халата, а Грей наблюдал, как его белые, слегка отвисшие, но все еще крепкие и гладкие ягодицы скрываются под тканью.
– Благодарю вас, милорд. Полагаю, вы раньше не встречались с Амандином?
– Нет. Я несколько лет назад познакомился с его деверем, месье Бошаном. В Англии, – зачем-то уточнил Грей.
При слове «Бошан» в глазах Франклина что-то промелькнуло, и Грей спросил:
– Вы с ним знакомы?
– Слышал фамилию, – бесстрастно ответил Франклин. – Значит, Бошан англичанин?
При фразе «слышал фамилию» в уме Грея пронеслась масса ошеломительных предположений, но после их не менее стремительного анализа Грей тоном, дающим понять, что это всего лишь констатация факта, сказал просто:
– Да.
В последующие дни Грей с Франклином имели несколько занимательных бесед, в которых имя «Перси Бошан» привлекало внимание своим отсутствием. Узнав, что Грей весной едет в Колонии, Франклин перед отъездом в Париж вручил ему несколько рекомендательных писем к своим друзьям. Грей, проникшийся к этому пожилому джентльмену симпатией, остался в твердом убеждении, что доктор Франклин точно знает, кем был и кем является Перси Бошан.
– Прошу прощения, сэр, – извинился матрос «Тартара», локтем отодвинув Грея в сторону.
Грей ошеломленно заморгал. Пока он предавался воспоминаниям, его руки окоченели, а щеки онемели от холода. Моряки привычно работали на ледяном ветру, а Грей спустился в каюту, стыдясь, что ему приятно было вспомнить свой визит в «Три стрелы».
3 мая 1777 года, Нью-Йорк
«Дорогой отец!
Я только что получил твое письмо о кузене Генри и очень надеюсь, что ты сможешь выяснить, где его держат, и поспособствовать его освобождению. Если я что-нибудь узнаю о нем, то обязательно напишу. Есть ли у тебя в Колониях доверенные люди, которым я могу передавать письма для тебя? Если нет, то я буду отправлять их мистеру Сандерсу в Филадельфии, а их копии – судье О’Кифу в Ричмонде.
Прости, что я так долго не писал. Увы, причиной тому не всегда была моя занятость, порой – апатия и нежелание что-либо делать. Зима в Квебеке скучна, невзирая даже на то, что однажды на охоте я подстрелил жуткое создание, известное как «росомаха». В конце марта я получил письмо от адъютанта генерала Хау, в котором сообщалось, что некоторые из людей сэра Гая вернулись в крепость, и последовал за ними в Нью-Йорк.
Я не получал писем от капитана Рэндолла-Айзекса и не слышал о нем с самого возвращения. Боюсь, беднягу поглотила вьюга. Если ты знаешь кого-нибудь из подчиненных капитана, то, быть может, напишешь им о моих надеждах на то, что он жив? Я написал бы сам, но понятия не имею, где их искать и как выразить свои чувства в случае, если они ничего не знают о его судьбе или, что хуже, знают.
Мне в поездке повезло больше, чем тебе, – когда мы плыли вниз по реке, то потеряли всего лишь несколько судов: на волоке недалеко от Тикондероги нас обстрелял отряд американских лучников из форта. Никого не ранило, но некоторые каноэ были повреждены, и, к сожалению, это стало заметно, лишь когда их спустили на воду – две лодки мгновенно затонули. А на земле мы страдали из-за раскисших от грязи дорог и полчищ хищных насекомых.
Со времени моего возвращения мы не сделали почти ничего полезного, зато строили много планов. Изнывая от безделья на мероприятиях, – ты назвал бы их «приемами», хотя девушки в Нью-Йорке совершенно не умеют танцевать, – я вызывался развозить депеши, что послужило мне отдушиной.