Глядя на Бобби с детьми, я улыбнулась, но у меня перехватило горло. Я вспомнила, как прошлым летом Джейми нес Джема домой после купания и как ночью Роджер пел для Мэнди хриплым, надтреснутым голосом, — и все же это была музыка.
Я кивнула Бобби, который улыбнулся и, не прекращая петь, кивнул в ответ. Потом поднял брови и махнул большим пальцем через плечо, видимо, показывая, куда пошел Джейми. Бобби не выказал ни малейшего удивления, увидев меня в одной сорочке и шали; он, несомненно, решил, что я, воодушевившись особенно теплым деньком, тоже направляюсь к ручью помыться.
Я коротко помахала им рукой и свернула на боковую тропку, которая вела к поляне на горе. Все называли это место «Новым домом», хотя о том, что здесь когда-нибудь поднимется дом, говорил только штабель бревен и множество вбитых в землю колышков с натянутой между ними бечевкой. Они отмечали место и размеры дома, который Джейми собирался построить взамен сгоревшего, — конечно, когда мы вернемся.
Я заметила, что Джейми передвинул колышки. Большая гостиная стала еще просторнее, а рядом с задней комнатой, где я собиралась устроить хирургическую, появилось нечто вроде нароста, скорее всего, отдельная кладовая.
Сам архитектор, совершенно голый, сидел на бревне и обозревал свои владения.
— Меня ждешь? — спросила я, снимая шаль и вешая на ветку неподалеку.
— А то! — Он улыбнулся и почесал грудь. — Я подумал, что тебя наверняка воспламенит вид моей голой задницы. Или это был зад Бобби?
— У Бобби нет задницы. Ты знаешь, что ниже шеи у тебя нет ни одного седого волоска? Интересно, почему?
Он глянул вниз, рассматривая себя, но я сказала чистую правду. В его огненно-рыжей шевелюре серебрилось всего несколько прядей, но борода, которую он отрастил зимой, а несколько дней назад тщательно и с великими муками сбрил, сильно поседела и казалась подернутой инеем. Зато волосы на груди по-прежнему были темно-каштановыми, а те, что росли ниже, — пушистой массой ярко-рыжих.
Джейми опустил взгляд еще ниже и задумчиво почесал буйную растительность.
— Думаю, он прячется, — заметил он и, приподняв бровь, посмотрел на меня. — Хочешь подойти и помочь его отыскать?
Я подошла и послушно опустилась на колени. Потерянное сокровище на самом деле отлично просматривалось, хотя, надо признать, после недавнего купания выглядело поникшим и приобрело довольно интересный бледно-голубой оттенок.
— Что ж, — сказала я после секундного осмотра, — большие дубы растут из крошечных желудей. Ну, мне так говорили.
От тепла моего рта по телу Джейми пробежала дрожь, и я невольно обхватила ладонями его яички.
— Пресвятой боже, — выдохнул он, и его руки легко коснулись моей головы, словно благословляя.
— Что ты сказала? — спросил он мгновением позже.
Я оторвалась от своего занятия, чтобы вздохнуть.
— Я говорю, что нахожу «гусиную кожу» весьма эротичной.
— Гораздо эротичнее то, от чего она появляется, — заверил Джейми. — Сними рубашку, саксоночка. Я почти четыре месяца не видел тебя обнаженной.
— Ну… да, не видел, — согласилась я, чуть помешкав. — И я не уверена, что хочу, чтобы ты смотрел.
Джейми поднял бровь.
— Почему это?
— Потому, что я долгие недели не выходила из дома, не видела толком солнца и почти не двигалась. Сейчас я, наверное, выгляжу, как одна из личинок, что живут под камнями, — жирная, бледная и рыхло-влажная.
— Влажная? — переспросил он, расплываясь в улыбке.
— Рыхло-влажная, — с достоинством ответила я, обхватив себя руками.
Джейми сжал губы, медленно выдохнул и, склонив голову набок, принялся меня разглядывать.
— Мне нравится, когда ты пухленькая, но я прекрасно знаю, что это не так, — сказал он. — Каждую ночь с конца января я обнимаю тебя и чувствую твои ребра. Что касается белизны — так ты всегда была белой, сколько я тебя знаю, меня этим не удивишь. А уж если говорить о влажности…
25
27