— Но человек, о котором идет речь, уже полгода как умер, — напомнил Дикон, — поэтому вы не сможете выдать мне никаких конфиденциальных сведений. Кроме того, он перестал учительствовать минимум четыре года назад. Вы просто посмотрите списки членов вашего Союза в промежутке, скажем, с 1984 по 1990 годы. — Неожиданно Майкл улыбнулся. — Ну, хорошо. Если честно, то я и не рассчитывал на многое, хотя и упускать такую возможность себе не позволил.
— Я могу сказать еще и другое. Ваш шаг был заранее обречен на провал, вне зависимости от меня. Вы же не знаете ни его имени, ни места рождения. Сомнительно, состоял ли он вообще в нашем Союзе. В стране их существует несколько, а многие учителя предпочитают вовсе не вступать в них.
— Я все понимаю.
— А если говорить еще серьезней, то вы ведь не знаете даже того, был ли он вообще когда-нибудь учителем. Вы делаете вывод о его профессии только из-за того, что он мог цитировать стихотворения Уильяма Блейка. — Собеседник Майкла дружелюбно улыбнулся. — Сделайте мне одолжение, Дикон, займитесь чем-нибудь еще. Я простой, загруженный работой, мелкий сотрудник Союза, к тому же имеющий крохотную зарплату и не являющийся ясновидцем.
Дикон рассмеялся:
— Хорошо, вы меня убедили. Я, пожалуй, был неправ.
— А почему это для вас так важно? Вы даже не объяснили мне.
— Может быть, и не важно.
— Тогда почему вы так стараетесь выяснить, кем он был?
— Мне любопытно узнать, что побуждает образованного человека довести себя до саморазрушения.
— Понятно, — сочувственно произнес клерк. — Значит, это дело сугубо личное.
Откуда: Лондон ЕС4, Флит-стрит, «Стрит»
Кому: Доктору Генри Ирвину
Куда: Лондон sw10, госпиталь святого Петра
Дата: 10 декабря 1995 года
Уважаемый доктор Ирвин!
Вас рекомендовали мне как специалиста, обследовавшего одного из заключенных в Брикстонской тюрьме в 1991 году. Его звали Билли Блейк. Возможно, в июне этого года Вы читали в газетах о том, что он умер от истощения в частном гараже в районе лондонских доков. Меня заинтересовала его история, которая кажется весьма трагичной. Я хочу узнать, не имеется ли у Вас какой-либо информации, которая поможет мне выяснить, кем он был на самом деле и что с ним происходило ранее.
Мне кажется, что он выбрал себе вымышленное имя Уильям Блейк, потому что его собственная жизнь как бы эхом перекликается с судьбой известного поэта. Как и Уильям, Билли был одержим мыслями о Боге (или о богах), но когда он читал свои проповеди всем тем, кто его слушал, его слова были чересчур загадочными. Они оба были художниками и мистиками, оба умерли в нищете и нужде. Возможно, Вас заинтересует тот факт, что я в свое время написал большую работу об Уильяме Блейке, учась в университете, и поэтому такие совпадения кажутся мне особенно примечательными.
Из тех скудных сведений, которые мне удалось собрать, становится очевидным, что Билли был измученным человеком, но при этом совсем не обязательно страдал шизофренией. В дополнение скажу, что один из моих информаторов (правда, не слишком надежный) сообщил мне, что Билли сам признавался, будто в прошлом он задушил мужчину или женщину.
Нет ли у Вас каких-либо данных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть это заявление?
Безусловно, я понимаю, что Ваши беседы с Билли носили строго конфиденциальный характер, но все же считаю, что его смерть требует проведения специального расследования. Поэтому я буду глубоко признателен Вам за любую предоставленную мне информацию. Я ни в коем случае не хочу компрометировать Вас в вопросе профессиональной репутации, поэтому обещаю использовать присланные мне материалы только для дальнейшего изучения биографии Билли.
По-видимому, Вы знакомы с моими работами, а если нет, я прилагаю некоторые из них. Надеюсь, что они укрепят Ваше доверие ко мне.
Откуда: Лондон, госпиталь святого Петра.
Отдоктора Генри Ирвина, бакалавра медицины,
члена Королевского терапевтического колледжа.
Дата: 17 декабря 1995 года.
Уважаемый Майкл Дикон!
Благодарю Вас за письмо от 10 декабря. Мое заключение о Билли Блейке считается всеобщим достоянием с 1991 года, поэтому я не вижу никаких ограничений для использования имеющейся в нем информации, которая уже перестала быть конфиденциальной. Кроме того, я полностью согласен с вами в том, что смерть Блейка действительно требует дополнительного расследования. К сожалению, общение с Билли прекратилось после моего заключения, что его самоистязание явилось следствием личной душевной травмы и никак не связано с сокрытием уголовного преступления. Я до сих пор уверен, что дальнейшие сеансы смогли бы помочь Билли встать на путь выздоровления. Хотя я предложил ему по его выходу из тюрьмы бесплатное лечение, он категорически отказался, и я потерял с ним всякую связь. Ваше письмо явилось единственным случаем проявления интереса к личности Блейка.
Моим привлечением к делу Билли я обязан полиции, арестовавшей его за кражу продуктов в супермаркете. Названное им вымышленное имя и изуродованные пальцы, не дающие возможности взять отпечатки, натолкнули полицию на подозрение, что арестованный пытается таким образом скрыть более серьезные преступления. Но за время многочисленных допросов полиции так и не удалось «расколоть» Билли, и пришлось довольствоваться лишь его обвинением в краже. Перед тем как отправить Блейка в тюрьму, меня попросили вынести психологическое заключение, в связи с необычной личностью обвиняемого. Короче говоря, в своем документе я должен был отразить степень опасности Билли для общества. Аргументом выдвигался все тот же факт: намеренное тяжелое повреждение рук и боязнь ответственности за совершенное когда-то серьезное преступление.